"А.Ф.Лосев. Эллинистически-римская эстетика I-II веков ("История античной эстетики" #5, книга 2) " - читать интересную книгу автора

Практический склад, отчетливое мышление и житейский взгляд заставляют
римлян употреблять конкретные выражения там, где мы обычно пользуемся
абстрактными выражениями. На этом основан, например, чрезвычайно частый в
латыни оборот ablativus absolutus. Мы говорим "после взятия города",
по-латыни же надо сказать urbe capta. Точно так же "говорить правду" надо
переводить verum dicere, "повиноваться совету, убеждению" и пр. - alicui
hortanti parere, "я спрашиваю твоего мнения" - ex te quaero, quid sentias.
Здравый смысл заставлял римлян, далее, быть очень точными в обозначении
времен. Если по-немецки "он скоро возвратится" мы переводим "er kommt bald
wieder", то по-латыни здесь можно поставить только будущее: mox redibit. "Я
надеюсь получить это завтра" по-латыни надо переводить обязательно при
помощи infinitivus futuri: me hoc cras accepturum esse spero. Таких примеров
необычайной точности можно много привести из области употребления степеней
сравнения, чисел, также в синтаксисе наклонений и падежей. Поэтому только из
латинского языка мы узнаем, что, собственно говоря, нельзя приказывать:
"стыдись" или "будь счастлив", а, подобно римлянину, можно лишь желать: te
pudeat, sis felix. Главным образом только при падежах вещи ставятся предлоги
а, per, cum и пр. и часто совсем не ставятся они, но - простой ablativus,
когда имеется в виду лицо.
Стремление к ясности заставляет римлян ставить passivum вместо activum
при обороте accusativus cum infinitivo, если при действительном глаголе
стоит дополнение в винительном падеже; ставится, далее, для ясности ipse
вместо sui, sibi, se во внутренне зависящих предложениях по отношению к
логическому субъекту; различается предлог а и дательный падеж в конструкции
герундива (patria tibi amanda est, но tibi a me parendum est); различаются в
падеже продолжительное свойство и преходящее действие при participium
praesentis (patriae amans и patriam amans).
Преобладание рассудочности в языке приводило к таким явлениям, как игра
слов, в отношении которой Плавт, Цицерон и Овидий прямо неистощимы. Вспомним
хотя бы, как обыгрывает Цицерон имя Верреса в речах против последнего.
Цицерон вообще никогда не пропускает случая, чтобы не запустить какую-нибудь
словесную фигуру. Из того же источника - любимый дихотомизм латинской фразы,
все эти et - et, aut - aut, non soram - sed etiam, quot - tot, quantus -
tantus и пр. Римляне охотно употребляют этот прием даже там, где для нас он
был бы совершенно излишним. Латинский язык не склонен к аттракциям,
образованиям по аналогии и прочем подобным средствам, которыми грек
усложняет свое языковое мышление. Римляне любят прежде всего логику языка, и
она вполне ощутима даже в народном языке.
Можно было бы привести длинный ряд интересных фактов также из латинской
лексикографии. Так, у римлян очень живая фантазия в области словесного
созидания даже в наименовании произведений и явлений италийской природы, но
малая подвижность в словосложении, бедность украшающих эпитетов. Зато у них
большое богатство слов из области военного искусства, а также еще
земледелия. Обращает на себя внимание связь с военным делом очень многих
метафор. Так, spoliare "похищать" собственно значит "снимать доспехи с
побежденного врага"; intervallum "промежуток" - собственно "пространство
между двумя частоколами", inter vallos; praemium - "награда", сначала -
"взятие вперед из военной добычи"; excellere "превосходить" - собственно
"перелетание за цель пущенных стрел" и пр. "Продавать с аукциона"
по-латыни - sub hasta vendere, то есть "продавать под копьем", от обычая