"А.Ф.Лосев. Ранний эллинизм ("История античной эстетики" #5, книга 1) " - читать интересную книгу автора

вопрос этот нужно было решать обязательно в направлении исходного
гносеологического нигилизма.
То же самое необходимо сказать и об эпикурейцах и о стоиках. И те и
другие тоже исходили из примата субъективного интереса над объективной
онтологией. И когда у них заходила речь относительно этой объективной
онтологии, то они рисовали ее в том смысле, чтобы в утверждаемом ими
объективном бытии было только то, что понятно человеческому субъекту, и не
просто субъекту (этим занимается и вообще всякая философия, и в том числе
античная), но субъекту, данному только в определенном виде, то ли в виде
эстетического самонаслаждения, как у эпикурейцев, то ли в виде логической и
моралистической дрессировки, как у стоиков. Для характеристики всей этой
особенности эллинистической эстетики мы считаем уместным употребить один
термин, который нисколько не лишает эллинистическую эстетику ее
объективистской установки, но который как раз весьма удачно ограничивает эту
последнюю именно первенствующими задачами культуры субъективного устроения.
Этот термин - "имманентизм" (от латинского глагола immaneo, обозначающего
"остаюсь в чем-нибудь", то есть, в данном случае, в человеческом субъекте).
Объективное бытие не устраняется, а, наоборот, весьма интенсивно
утверждается. Но для этих эллинистических школ оно интересно не само по
себе, а только с той своей стороны, которой оно является человеческому
субъекту, и именно на путях его индивидуально-дифференцированного
самоутверждения. Поэтому атомы Левкиппа и Демокрита интересны Эпикуру не
сами по себе, хотя сами по себе, согласно тому же Эпикуру, они сколько
угодно существуют вне и независимо от человеческого субъекта. Для
эпикурейской эстетики эти атомы интересны как интуитивная картина,
субъективно-глубоко продуманная и глубоко прочувствованная и потому
нагляднейшим образом и во всей красоте своих бесконечных структурных
сочетаний явленная самоуспокоенному человеческому субъекту.
Относительно логоса стоиков даже крупнейшие исследователи не замечают
той имманентистской подоплеки, которая заставила стоиков обратиться именно к
этому учению древнейшей натурфилософии. Это возникает потому, что здесь
игнорируется огромная работа стоиков в области логики и языкознания,
поразительным образом свидетельствующая о примате у стоиков именно этой
логической школы ума и именно этой педагогически-детализированной
моралистики. Естественно, что, когда такой стоик переводил свой взгляд со
своих субъективных глубин на бытие объективное, он и здесь продолжал видеть
тот же субъективный логос и тот же субъективный этос, которые на фоне
объективного гераклитовского бытия выступали теперь уже гораздо ярче,
гораздо специфичнее и гораздо структурнее, чем у Гераклита, у которого
первоогонь и логос вообще ничем существенно не отличались друг от друга.
Итак, раннеэллинистическая эстетика есть имманентистски
транскрибированная досократовская натурфилософия, как того и следует ожидать
от эпохи внутренне дифференцированной индивидуальности, выдвинутой как
социально-историческая необходимость, как исторический императив.
Здесь, в этом кратком введении в историю всей эллинистически-римской
эстетики, указанные нами три школы раннего эллинизма, конечно, являются пока
только предварительным примером и не подвергаются тому систематическому
анализу, которым мы будем заниматься ниже, в своем месте. Точно так же мы
сейчас ничего не говорим и о дальнейшей истории этого раннеэллинистического
имманентизма. Если угодно, мы можем уже и сейчас сказать, что эта