"Конрад Лоренц. Оборотная сторона зеркала" - читать интересную книгу автора

буквальном переводе "subjectum" означает "под-брошенное",[3] в смысле
первичной основы, на которой строится весь наш мир. Лейбниц отождествляет
даже субъект с "самой душой", "l'ame meme".
Все, что мы вообще можем узнать, а значит, и все, что мы знаем об
окружающей нас внесубъективной действительности, строится на переживаниях
этого субъекта, как и все наши мысли и желания. Рефлектирующее познание
собственного бытия, выраженное Декартом в изречении "Cogito, ergo sum" ("Я
мыслю, следовательно, я существую"), и по сей день менее всего ставится под
сомнение, несмотря на выведенные из него ложные, субъективно-идеалистические
следствия, опровержению которых посвящена значительная часть этой книги.
Познание, мышление, желание и уже предшествующее им восприятие суть
виды деятельности. Поразительно, что наш немецкий язык, столь чувствительный
ко всем глубоким психологическим связям, не смог найти лучшего обозначения
для самого активного и прямого, что только есть на свете, чем "субъект" -
participium perfect! причастие прошедшего времени, да к тому же еще
страдательное и среднего рода![4]
Каким образом получилось, что именно от этого слова "субъект",
означающего основу всякого переживания, постижения и знания, произошло
прилагательное "субъективный" [subjektiv], объясняемое в Большом словаре
Брокгауза как "предубежденный, предрассудочный, зависящий от случайных
оценок"? И откуда взялось дополнительное слово "объективный", явно
противостоящее этой низкой оценке субъективного, слово, имеющее столь
одобрительный смысл в нашем повседневном языке и означающее "дельный"?[5]
Вторжение этих оценок в повседневный язык свидетельствует о широком
распространении некоторого мнения об отношении между познающим субъектом и
объектом его познания; мнение это, обычно необдуманное, поддается, однако,
четкому определению. Каждый может легко убедиться, что наряду с функциями
познания внешних данных в нас совершаются и другие процессы, что в нашем Я
сменяются самые различные налегающие друг на друга переживания, исходящие
изнутри или извне. Каждый из нас в какой-то мере умеет учитывать и
компенсировать влияние внутренних состояний на познание внешних данных.
Предположим, я вхожу зимой в комнату после длительного пребывания на холоде
и прикладываю руку к щеке моего внука. Сначала она кажется мне горячей, но я
вовсе не думаю, что ребенок заболел, потому что знаю, каким образом
восприятие теплоты зависит от собственной температуры пробующей руки.
Этот повседневный опыт хорошо иллюстрирует нашу способность, имеющую
фундаментальное значение для познания внесубъективной действительности. Эта
способность приближает наше познание к тому, что существует само по себе,
учитывая внутренние процессы и состояния переживающего субъекта. И каждый
раз, когда нам удается свести некоторую часть переживания к внутренним,
"субъективным" процессам или состояниям, исключив ее тем самым из
рассмотрения внесубъективной действительности, мы на какой-то шаг
приближаемся к тому, что существует независимо от нашего познания.
Вся наша картина "объективной" действительности складывается из таких
шагов. Переживаемый нами предметный мир, расчлененный на объекты, возникает
лишь путем абстракции от "субъективного" и случайного. То, что заставляет
нас верить в действительность предметов, - это в конечном счете постоянство,
с которым определенные внешние воздействия повторяются в нашем переживании
всегда одновременно и всегда в одних и тех же закономерных отношениях друг к
другу, вопреки всем изменениям условий восприятия и внутренних состояний