"Однажды орел…" - читать интересную книгу автора (Майрер Энтон)

ГЛАВА 9

У входа в палатку стоял сержант Брэнд. Обернувшись, он доложил:

– Сэр, генералы Мессенджейл и Райтауэр.

Лицо Брэнда было совершенно бесстрастным, но его блестящие черные глаза выразительно сверкнули, и Фелтнер подумал: «Быть беде. Опять боги гневаются на нас».

– Спасибо, Джо, - ответил Дэмон. На лице его застыло каменное выражение. Фелтнер поднялся и собрал в пачку донесения, но генерал небрежным тоном остановил его:

– Нет, нет, вам лучше остаться, Рей. Возможно, нам понадобятся какие-нибудь материалы из тех, что вы принесли.

– Очень хорошо, сэр, - ответил Фелтнер, хотя на душе у него было совсем нехорошо: он предпочел бы находиться сейчас в своей палатке или на берегу в пункте высадки. Или вновь очутиться в Лоло, или на Дезеспуаре, или в Тимбукту.

Снаружи послышался шум мотора джипа. Вот он оборвался, и наступила тревожная тишина. Затем в палатку оперативного отделения штаба дивизии вошел Мессенджейл в сопровождении начальника своего штаба. На нем была аккуратно отглаженная полевая форма, пилотка без окантовочного шнура и хорошо начищенные сапоги парашютно-десантных войск; личного оружия при нем не было, зато у Райтауэра на портупее висела кобура с пистолетом.

Фелтнер, Притчард и Брэнд встали по стойке «смирно», а Дэмон, поднявшись, вышел вперед и произнес:

– Доброе утро, генерал. Привет, Лайал.

Мессенджейл раздраженно повернулся назад и, откинув входной клапан, выглянул из палатки.

– По-моему, у вас плохо организована охрана, Сэмюел, - сказал он, продолжая оглядываться. - Вы выставляете караул вокруг расположения штаба?

– Так точно, сэр, выставляем, но вчера я резко сократил его. Мессенджейл обернулся.

– Почему?

– Потому что потребовалось подкрепление на передовой.

Командир корпуса не сказал на это ничего. Он подошел к карте обстановки, прикрепленной к чертежной доске, которая была установлена на какой-то подставке вроде мольберта. В правой руке он все время вертел между пальцами какой-то странный предмет, не похожий ни на офицерский стек, ни на прутик. Наконец Фелтнер понял, что это большой японский веер, изысканно разукрашенный, с ручкой из слоновой кости и очень тонкими стерженьками. Мессенджейл раздобыл его в Даломо. Скорее всего, кто-то дал ему его. Фелтнер не мог оторвать глаз от этого веера и с несчастным видом переминался с ноги на ногу.

Прищурив глаза, Мессенджейл водил кончиком веера по нанесенной на карту диспозиции войск. Его тонкие красивые губы были плотно сжаты. Мускул на щеке, обращенной к Фелтнеру, то и дело подергивался. На лице никаких признаков пота. Теперь, когда Фелтнер подумал об этом, ему пришло в голову, что он никогда не видел, чтобы Мессенджейл потел, как бы жарко ни было. Однако черты лица его как-то заострились: оно стало более мрачным и сосредоточенным, как бы отшлифованным испытаниями и напряжением последних двух недель. На правом фланге, там, где располагались позиции третьего батальона четыреста семьдесят седьмого полка, кончик веера остановился и дважды легко ударил по карте. Дэмон, стоявший рядом со своим непосредственным начальником, ничего не сказал. Фелтнер встретился глазами с Притчардом, затем с Брэндом. Как и остальные, ординарец стоял, расслабившись, выражение его лица было по-прежнему дерзким, откровенно насмешливым. А может, это презрение? Фелтнер полюбил Брэнда после боев за плацдарм высадки на Во-кап. При отражении танков Брэнд совершил свой удивительный подвиг, за что Дэмон добился награждения его «Крестом за выдающиеся заслуги». Брэнд стал полноправным членом этого небольшого избранного кружка, который участвовал в боях вместе с Печальным Сэмом, бдительно охраняя его жизнь. Фелтнеру правился мрачный сарказм индейца, его горячность и с трудом контролируемая независимость поведения. Сейчас, стесненный присутствием Мессенджейла, Фелтнер вдруг обнаружил, что наблюдает за ординарцем с завистью. Хорошо этим рядовым, черт возьми! У них больше возможностей относиться к начальству с пренебрежением. Они могут рассесться где-нибудь и ворчать себе на здоровье, пересказывая бесчисленные слухи и байки. Они слишком далеки от обжигающих лучей солнца…

– Вы, по-видимому, утратили наступательный порыв? - решительно заметил командир корпуса.

– Да, мы замедлили продвижение.

– И это после блестящих успехов первых двух дней?…

– Японцы изменили тактику, сэр, - ответил Дэмон. - Они решили оставить прибрежные позиции, чтобы организовать более упорное сопротивление в глубине обороны и обстреливать артиллерией плацдарм высадки.

Как бы в подтверждение этой оценки над их головами послышался тонкий шелестящий свист, а затем воздух потрясли дна сильных грохочущих разрыва на плацдарме высадки десанта. Вслед за этим сразу же раздались ответные артиллерийские залпы.

– Мне известно, что противник почти не оказал противодействия при высадке! - раздраженно возразил Мессенджейл. - Уж не хотите ли вы сказать, что отрицаете роль огневой подготовки с моря и воздуха?

– Да, отрицаю. Если б японцы хотели остаться, они остались бы.

– Я не согласен с вами.

Дэмон не ответил. Наступила короткая пауза. Грохот выстрелов и разрывы снарядов разгоравшейся артиллерийской дуэли все нарастали. Фелтнер, сжимая в руке пачку донесений, уставился на доску сводок у противоположной стены палатки перед походными письменными столами. Действительно, сопротивления фактически оказано не было. Штурмовые подразделения десанта спрыгивали в воду и, охваченные недоверием и ликующие, поспешно устремлялись вперед, в глубь территории, мимо брошенных пулеметных гнезд и ходов сообщения, развивая наступление в направлении джунглей и первой гряды невысоких холмов. Неужели все обойдется и им предстоит легкая победа? Неужели японцы выдохлись? Становилось как-то жутко. На берег прибыли последующие эшелоны десанта. Периметр плацдарма высадки быстро расширялся. Высадились береговые партии и начали организовывать выгрузку запасов… А потом без какого бы то ни было предупреждения раздались смертоносные разрывы 47 - и 70-миллиметровых снарядов с большой начальной скоростью. Берег окутался грязным дымом, поглотившим тревожные крики, стоны раненых и умирающих.

Через два часа наступавшие в глубь территории части уперлись в давно знакомую систему обороны из прикрывающих друг друга дзотов и перекрестного снайперского огня. Началось медленное мучительное продвижение, ведущее к неизбежным потерям. Командир дивизии использовал все приемы и уловки, которым научился за два года и четыре кампании: четко скоординированные артиллерийские барражи, внезапные танковые атаки на небольшую глубину при тесной поддержке пехоты, взаимодействующие группы огнеметов и автоматчиков, обманные движения и обходы с флангов. Однако медлительность, с какой жирные карандашные линии на карте обстановки перемещались вперед «направлении взлетно-посадочной полосы, приводила в отчаяние. Восемнадцатая дивизия, которая с такой же легкостью высадилась и заливе Даломо, но сути дела, застряла в шести милях к северу от Менангаса. К тому времени стало совершенно очевидно, что расчетные данные разведки о численности войск противника оказались весьма далекими от истинных: по данным раведки, у японцев на Паламангао было тридцать восемь тысяч человек; в действительности же оказалось пятьдесят пять тысяч, причем это были стойкие, дисциплинированные войска, управляемые опытными начальниками и полные решимости сопротивляться до последнего солдата.

Прислушиваясь к разговору генералов и наблюдая за их лицами, Фелтнер вдруг почувствовал, как он устал. Этому способствовало изощренное коварство противника, его упорство, смелость, и фанатизм, его тактика просачивания в боевые порядки крупными силами. Этому не видно конца. Каждая новая операция (исключая операцию у Моапоры, ибо ужаснее Моапоры ничего не было и не будет) оказывалась хуже предыдущей - более затяжной, более кровопролитной. А сколько еще их впереди? Много, чертовски много, до боли в сердце много!…

– Сэмюел, - продолжал между тем Мессенджейл, - мне совершенно не понравился наш разговор по телефону сегодня утром.

– Я представляю себе, генерал. Искренне сожалею.

– Откровенно говоря, меня огорчает ваше отношение к такому незначительному и небольшому маневру захождения флангом, как «Пайлон».

Дэмон сжал губы.

– Сэр, я считаю, что проводить его в настоящий момент слишком рискованно. Совершить такой маневр означало бы обнажить весь фланг полка в течение большей части дня. - Его голос звучал спокойно, но в тоне проскальзывали просительные нотки, - я только что разговаривал с командиром боевого патруля. Он убежден, что японцы сосредоточивают силы для решительного наступления на рубеже Уматок - Аргихан, возможно, уже завтра.

Мессенджейл пожал плечами.

– Упреждающий удар, вероятно. Они определенно не предпримут наступления крупными силами, пока части Свонсона угрожают их тылу.

– Но это только часть их тыла. Здесь у них в тылу горы и тропа, идущая из Апреманая и Калао. Здесь много места для осуществления маневра по обеим сторонам горной цепи. В донесениях партизан говорится: «Два полка подходят из Агусана».

– Филиппинцы!… - с усмешкой заметил Мессенджейл. - Оставьте вы их в покое! Нашли кому верить. Можно ли доверять этим эмоциональным людям без подготовки и образования, если они не способны отличить воловью упряжку от «роллс-ройса»?

– Но солдата с винтовкой они хорошо знают, если видят его, генерал. Вот уже три года они скрываются в джунглях. И все это время перед ними японцы.

Послышался высокий пронзительный свист, на этот раз не столь резкий. Взрыв раздался не далее пятидесяти ярдов от них, затем последовал еще один. Все в палатке вздрогнули, инстинктивно вобрав голову в плечи, все, кроме Мессенджейла. Нахмурившись, он спокойно продолжал стоять у карты, приложив веер к губам. «Если меня убьют, - гневно подумал Фелтнер, - если я сыграю в ящик, стоя здесь как идиот, только потому, что этот самонадеянный ублюдок решил доказать, что не боится артогня, я буду являться к нему по ночам всю его жизнь!…»

– Позвольте мне провести части Уинни через боевые порядки Мака, развернуть их фронтом на запад к морю и затем прорваться в направлении на Менангас с дальней стороны, - решительно предложил Дэмон. - Я уверен, что, действуя таким образом, мы сможем добиться успеха. Мы создадим непосредственную угрозу им с этого горного кряжа, и тогда японцы вынуждены будут отойти.

– Но здесь почти непроходимые джунгли… Вы не сможете пройти через них!…

– Сможем. Ребята привыкли к джунглям, к тому же они с большей охотой попытаются пройти через джунгли, чем сложить головы в лобовых атаках.

– Но именно поэтому я и прошу вас выполнить маневр «Пайлон», - раздраженно возразил Мессенджейл. - Это идеальный маневр, позволяющий окружить взлетно-посадочную полосу. Разверните фронт на восток от Фотгона - и их основные силы окажутся в мешке. Я не знаю, почему вы не хотите понять это?…

– Так мы только сами бросимся в открытую пасть, генерал. Мурасе - изобретательный и энергичный командир. Он уже сосредоточил силы вот здесь, выше и ниже Уматока, и здесь, близ Фогада. Я не верю, что он позволит нам оторваться от них.

Мессенджейл пристально взглянул на командира дивизии:

– Мурасе? Кто такой Мурасе?

– Очень опытный и знающий генерал. Он отличился, будучи командиром полка, в тридцать восьмом году в операции в долине Янцзы.

– А откуда вам это известно? Из вашей поездки в Китай?

– Нет, генерал. Мой начальник разведки полковник Фелтнер собрал на него личное досье.

Дэмон жестом показал на Фелтнера, и командир корпуса повернулся к тому.

– О да, Фелтнер. Что ж, это предусмотрительно с вашей стороны. - Янтарные глаза Мессенджейла на мгновение задержались на начальнике разведки.

Только теперь Фелтнер, старавшийся подобрать выражения, которые прозвучали бы и не подобострастно и не враждебно, заметил, что командир корпуса едва сдерживает ярость. Его губы были почти белыми, вена на лбу вздулась. Понимает ли это Дэмон? Видимо, да, судя по его размеренному тону.

Мессенджейл вновь повернулся к карте. В напряженном ожидании все молчали. Боже! Сколько еще будет продолжаться эта глупая сцена? Фелтнер с досадой отметил, что застыл от напряжения, что ноги его дрожат, а по лицу и шее катится пот. Эти бесконечные, долгие мгновения врезаются в память, приводят в бешенство и, как расплавленный свинец, выжигают глубокий след в душе. Слева от Фотгона донесся звонкий лай очередей из автоматического оружия, потом резкий звук взрыва мины и, будто воспламенилось какое-то горючее вещество, последовала короткая вспышка ружейных выстрелов. Тишина в штабной палатке стала еще более напряженной.

– Почему вы не носите полевую форму? - с явным раздражением спросил Мессенджейл.

Дэмон изумленно посмотрел на него. Зеленая рабочая куртка Дэмона насквозь пропотела на спине и вокруг талии под брезентовым ремнем, на котором висели пистолет, две фляжки и индивидуальный пакет.

– Сойдет и эта.

– Вам было бы гораздо прохладнее. Уверяю вас.

Сэм спокойно пожал плечами и кивнул в направлении передовой.

– Там все так одеты…

– Но у вас другие обязанности. Совершенно другие…

На это Дэмон ничего не ответил. Он казался на целую жизнь старше по сравнению с тем временем, когда Фелтнер впервые увидел его в прогнившем, с прогнувшимся перекрытием блиндажей в Моапоре, однако глаза Дэмона по-прежнему были ясными, а взгляд - уверенным. Прислушиваясь к мучительному, неравному спору, Фелтнер почувствовал странную грусть. «Все мы изменились, все без исключения. Да, клянусь богом!…»

– Сэмюел, я, не колеблясь, требую, чтобы маневр захождения был выполнен как приказано, - сказал Мессенджейл. - Это решение правильное.

– Я не думаю, что это решение правильное, сэр, - мягко ответил Дэмон. - Но это ваше решение.

– Благодарю вас. В самом деле. Вы, следовательно, неудовлетворены им?

– Да, неудовлетворен. Как я сказал сегодня утром, считаю, что в настоящее время этот маневр повлечет за собой слишком большой риск, несоизмеримый с целями, которые могли бы быть достигнуты.

– Но мы должны овладеть этой взлетно-посадочной полосой К завтрашнему дню! - Мессенджейл сделал глубокий вдох. - Вы, конечно, представляете себе важность взлетно-посадочной полосы Масавиенг для кампании на островах Висаян?

– Вот уже четверо суток, как аэродром нейтрализован. А налеты с Негроса и Миндоро были незначительными.

– Но для использования нашими силами, для нас, мой друг! Неужели вы не понимаете важности применения истребителей берегового базирования для налетов на Лусон, Миндоро, Негрос?

– Да, сэр. Но без риска поставить под угрозу захваченный плацдарм и всю операцию.

Мессенджейл сунул веер под мышку и сцепил пальцы рук.

– Хорошо. Давайте представим самое худшее. Предположим, он наносит удар по вашему фронту, удар большими силами, правильно выбрав время удара. Вы что же, не справитесь с этим?

– Конечно, справлюсь, генерал, но для этого потребуется вызвать два полка сорок девятой дивизии.

– Для этого? Ну что вы, что вы… У вас не такие уж плохие позиции, не правда ли? Где находятся ваши резервы?

Дэмон показал кивком головы.

– В районе мыса Фаспи. Батальоны, находившиеся в резерве, выдохлись после девяти суток непрерывных боев. - Помолчав немного, Дэмон добавил: - Я не могу гарантировать, что сумею сдержать атаку крупных сил на мой фланг в ходе выполнения предполагаемого вами маневра захождения.

«Мне надо сейчас же уйти, - решил Фелтнер. - Немедленно! Я не понадоблюсь им больше со своими разведывательными данными». Однако Фелтнер понимал, что для этого ему придется вмешаться в их разговор, чтобы спросить разрешения, а обстановка исключала какое бы то ни было вмешательство. Его взгляд упал на Райтауэра, который слушал этот разговор со странно напряженным, почти жаждущим выражением лица; и вдруг, как ударом молнии, Фелтнера осенило, что означало присутствие бригадного генерала Райтауэра на этом совещании. Сердце Фелтнера забилось в тяжелой тревоге.

В этот момент Мессенджейл напряженным тоном заметил:

– Генерал Дэмон, вы взяли на себя миссию учить меня, как командовать корпусом?

– Я пытаюсь советовать вам, сэр. Это входит в мои обязанности.

– Вот как… Если ваша совесть не позволяет вам проводить эту операцию, я полагаю, вы сознаете, что я вполне готов освободить вас и назначить кого-нибудь другого, кто будет проводить ее так, как требует приказ.

– Генерал, - произнес Дэмон (голос его звучал отчетливо и твердо), - вы вправе освободить меня от должности в любое, угодное вам время.

По лицу Мессенджейла пробежала легкая дрожь. Наклонив голову, он медленно направился к Дэмону; его изящная поступь была полна угрозы. Остановившись, он вытащил из-под мышки веер и слегка похлопал им по костяшкам пальцев. В этом жесте было что-то обыденное и в то же время странным образом захватывающее: Мессенджейл напомнил Фелтнеру актера, забывшего свою роль, но решившего удержать внимание аудитории с помощью обаяния своей личности. Наконец он прекратил постукивать веером, его взгляд встретился с взглядом Дэмона. Они стояли почти вплотную друг к другу.

– В чем дело, Сэмюел? - спросил Мессенджейл вкрадчивым голосом. - Вы боитесь?

В палатке воцарилась абсолютная тишина. Скосив глаза, Фелтнер заметил, как Брэнд импульсивно рванулся с места, но тут же сдержался. Больше никто не пошевелился. Фелтнер чувствовал, как в висках у него пульсирует кровь. Стоявшие друг перед другом фигуры, казалось, колышутся в тусклой полутьме палатки. Лицо Дэмона стало цвета старой бронзы.

– Генерал, - начал он очень тихо. - То, что вы сказали, отвратительно. Это неправда, и это оскорбительно. - Он говорил, ни на мгновение не сводя с Мессенджейла глаз, в которых светилось холодное презрение. - Если вы считаете, что я не могу выполнять ваши приказы, вам ничто не мешает поручить дивизию кому угодно. - Он сделал паузу, бросил мрачный взгляд на Райтауэра и затем продолжил: - Если вы приказываете выполнить этот маневр, я выполню его в полную меру моих способностей. Я скажу вам больше: на всем юго-западном Тихоокеанском театре военных действий вы не найдете никого, кто может выполнить приказы, которые считает неправильными, так же хорошо, как выполню их я. И это тоже вы знаете.

Еще несколько секунд они простояли в центре палатки, не сводя друг с друга глаз. Затем, не проронив ни слова, Мессенджейл изящно повернулся.

– Я так и полагал, - сказал он. В его голосе, казалось, не

осталось и следа эмоций: ни гнева, ни страха, ни удовлетворения. И это обстоятельство испугало Фелтнера больше, чем все произнесенные до этого угрозы и злобные выпады. Мессенджейл еще раз взглянул на карту обстановки, поднял веер и ткнул его концом в пересечение дорог за Фенегаяном, будто хотел пробить дыру в карте, в чертежной доске, в стенке палатки и в находившейся за ней стене джунглей. Когда Мессенджейл вновь перевел взгляд на Дэмона, Фелтнер не поверил своим глазам: командир корпуса улыбался. - Я думаю, в этом отношении вы правы. Маневр действительно рискованный… Тем не менее маневр «Пайлон» остается в силе, как приказано.

– Хорошо, генерал. Если вам угодно, будет по-вашему. Но если мне нанесут удар во фланг и я окажусь в затруднительном положении, я вызову части сорок девятой дивизии, как было условлено в прошлый раз.

– О, не накликайте беду, Сэмюел…

– Я только хотел, чтобы это было обусловлено, сэр. Мессенджейл бросил на него последний долгий взгляд, задумчиво похлопал по нижней губе веером гейши.

– Договорились. Но я могу сказать вам заранее: они вам не понадобятся. - И резко повернулся. - Пошли, Лайал.

После их ухода Фелтнер обнаружил, что его всего трясет от ярости и отвращения.

– Грязная, отвратительная сволочь! - произнес он, задыхаясь.

– Ну и подлец, - почти одновременно пробормотал Брэнд.

– Стоп, прекратите это, - сказал генерал. Он окинул их суровым взглядом, сменившимся затем злой усмешкой. - Можете думать все что угодно, но не говорите об этом вслух. Я не разрешаю

этого.

– Меня это устраивает, - заметил Фелтнер.

Брэнд не шелохнулся. У Притчарда был испуганный и подавленный вид. Он смотрел на всех недоуменным взглядом.

– В чем дело, Гарри? - спросил его Дэмон. - Вы что, решили уже, что вам придется возвращаться в свою роту?

– Нет, сэр, - быстро ответил адъютант под смех Брэнда и Фелтнера. И, видимо почувствовав себя как бы младшим членом фирмы, новичком, которому не довелось стоять под разорванным в клочья знаменем бок о бок со своим начальником на Вокаи и в Моапоре, он взволнованно добавил: - Но если бы он отстранил вас, я бы сказал ему пару теплых слов!

Дэмон улыбнулся под общий хохот:

– Ну что ж, хорошо, что вы не сделали этого.

Где-то слева на передовой опять начался обмен артиллерийскими залпами. Дэмон выглянул из палатки, его широкие плечи под зеленой, пропитанной потом тканью ссутулились.

– Да, есть над чем подумать… - начал было он, но внезапно оборвал фразу и потер лицо ладонью. - Хорошо, - продолжал он бодрым тоном, - вы все слышали, что сказал этот господин?

Как говорил генерал Крайслер в таких случаях? «Нам не надо рассуждать, наше дело воевать!»

– Ага, - подхватил Брэнд, - у него много таких присказок: «Сохнуть да дохнуть», «Плакать да квакать».

У дальнего конца опушки джунглей с оглушительным грохотом разорвалось еще два снаряда.

– Генерал, да я же видел их! - настаивал летчик, стройный красивый юноша с длинными серебристо-белыми волосами, которые он то и дело откидывал назад быстрым, грациозным движением согнутой ладони. - Так же ясно, как вижу вас. Они размахивали, разноцветными шарфами, или, как их там, rebozos ⁸⁴, что-ли, и указывали ими направление. Они все время показывали на север, в направлении старых испанских казарм, на дорогу, ведущую в Ритидиан…

– Понятно, - сказал Мессенджейл. - А как насчет передвижения войск?

Юноша нахмурился. На правом запястье у него поблескивал ставший теперь обязательным для всех летчиков браслет с опознавательным медальоном. Рукава рубашки были плотно закатаны выше бицепсов. Руки покрыты рыжеватым пушком.

– Видите ли, генерал, там трудно было рассмотреть что-нибудь. Только на дороге. Я летел большей частью на высоте пятидесяти-шестидесяти футов. Мельком я видел небольшую колонну…

– Что вы подразумеваете под небольшой колонной? - Летчик взглянул на него с некоторой тревогой, и Мессенджейл сообразил, что его голос прозвучал более резко, чем он хотел. «Глупо, я так лишь запугаю парня», - подумал Мессенджейл. - Я имею в виду, как ты оцениваешь численность колонны, сынок? - продолжал он ободряющим отеческим тоном. - Сколько их было? С батальон? Или больше?

– О, нет. - Летчик хлопнул по колену своей бейсбольной шапочкой. - Меньше. Рота, может две. Видите ли, они пришли в сильное смятение, бросились врассыпную, в разные стороны… Рассмотреть что-нибудь детально в этих зарослях очень трудно.

– Да, да, конечно.

– А как понимать поведение этих филиппинцев, генерал… - вмешался Фаулер. - По-моему, они пытаются подсказать нам, что японцы отводят свои силы, начинают общее отступление на север.

– Что ж, это возможно.

Внешне сохраняя полное спокойствие, Мессенджейл задал летчику еще несколько вопросов. Стояла страшная жара. Лицо Фаулера было кирпично-красным, и из всех его пор градом катился пот. Перед высадкой десанта все приличные здания в Даломо были превращены артиллерийским огнем в руины, и командный пункт расположили поэтому в развалинах старой конторы в Дель-Монте, неподалеку от берега. Однако это место оказалось совершенно неподходящим. Здесь, на восточном побережье острова, у подножия холмов, совершенно преграждавших путь живительному дуновению пассатов, было безветренно и душно. Надо будет безотлагательно перевести штаб, как только станет возможным выбраться из этой раскаленной печи. Грудь зудела от потницы, будто ее кололи множеством иголок. Мессенджейл с отвращением приподнял прилипшие к потному телу рубашку и майку.

Вошли Райтауэр и Пренгл. Мессенджейл кивнул им. Через несколько минут он поднялся. Фаулер и летчик встали тоже.

– Ну ладно, отлично, сынок, - сказал Мессенджейл. - Пожалуй, это все. Я больше не задерживаю вас. - Он улыбнулся и подчеркнуто вежливо кивнул. Эту манеру он сделал своей отличительной чертой, получившей ярлык «манера Мессенджейла». Затем, протянув летчику руку, сказал: - Молодчина.

– Благодарю вас, сэр. - Неловкость юноши была трогательной. Он направился к выходу, но, повернувшись, добавил: - Я подумал, что вас может заинтересовать все это, сэр.

– Да, да, сынок, правильно. Я всегда благодарен за любую информацию, какой бы незначительной или не имеющей отношения к делу она ни казалась. Благодарю вас, лейтенант.

Летчик вышел, а Мессенджейл направился к занимавшей всю восточную стену комнаты карте, на которой были нанесены все объекты и отражены даже самые незначительные действия. Мысль о том, что позади него стоят Райтауэр и Фаулер, которые (Мессенджейл был уверен в этом) почтительно наблюдают за ним и благоговейно ожидают формулирования им выводов, - эта мысль, несмотря на испытываемое раздражение, приятно щекотала ему нервы. Само по себе созерцание карты всегда приносило ему огромное удовлетворение. Весь мир покоится на символах - флагах, обручальных кольцах, траурных повязках, звездах и нашивках, вечерних туалетах и автомобилях. Нанесенные на карту прямоугольники с их взаимнопересекающимися линиями - символ перекрещивающихся нагрудных ремней пехотного снаряжения - обозначают роты и батальоны солдат, которые продвигаются по джунглям и теснят японские силы, обороняющие аэродром. На карте представлена вся необъятная сложность военных действий: вот бесшумно подкрадываются патрули и вдруг замирают, когда головной дозорный, опустившись на колени, укрывается за деревом и слегка ударяет по ложе винтовки; вот роты связи тянут провод вдоль троп; артиллерийские расчеты подбегают, обливаясь потом, к своим 105-миллиметровым орудиям и тут же отскакивают от них, как заводные фигурки; солдаты инженерных частей, взгромоздившись на свои тракторы и грейдеры, прокладывают дороги и просеки для доставки снабжения. Все это представлено здесь, перед его глазами. По одному его слову все эти десятки тысяч работающих до изнеможения солдат остановятся и вновь придут в движение, но уже в другом направлении…

Боже, до чего же жарко! Жара, подобно осязаемой пленке, подобно какому-то отвратительному, воспламеняющемуся газу обволакивала тело. Ни малейшего дуновения ветерка! Огромная акация за окном даже не шелохнется. Звуки, казалось, разбухали от жары. Скрипучие раздражающие голоса по радио, пульсирующий стук телетайпа в центре связи, развернутом в соседней комнате, казались ему необычно громкими и угнетающими. По-видимому, он допустил ошибку. Вероятно, ему надо было расположить штаб корпуса в районе Бабуяна, рядом с Дэмоном. Свонсон оказался достаточно управляемым. Для связи же с Ночным Портье у него было только радио, и вот уже почти два часа, как от него не поступило никаких донесений.

Он вставил сигарету в длинный гагатовый мундштук и закурил, стоя спиной к двум офицерам штаба и рассеяно пробегая глазами по обозначенным на карте холмам, ручьям и тропам, уже знакомым до отвращения. Операция развивалась с отставанием от намеченных планом сроков. Оценка сил противника оказалась далекой от истины: по-видимому, в этом центральном районе, включавшем аэродром и узел дорог, Отикубо сосредоточил значительно большие силы, чем кто-либо предвидел. Если они не сдвинутся с места и в ближайшие два дня не захватят эту взлетно-посадочную полосу, Мурто донесет Кинкейду, что не может уйти отсюда, а Кинкейд заявит протест Макартуру - и через несколько часов Макартур будет звонить ему, Мессенджейлу. Лусон был любимым детищем, взлелеянной операцией: все, что мешало ей или оттягивало от участия в ней силы, вызывало гнев верховного главнокомандующего.

Он подошел к письменному столу, взял телефонную трубку и сказал:

– Соедините меня с «Манго».

Раздался обычный, бьющий в уши треск, донеслись чьи-то возбужденные голоса, затем к телефону подошел Римен и, наконец, послышался размеренный замогильный голос Свонсона.

– Арчибальд? Это Мессенджейл. Как у вас дела?

– Довольно хорошо, генерал. Довольно хорошо. Мы учли все обстоятельства… «Муслин» только что занял деревню Хасугбу.

– А как дела в районе горного хребта?

– В районе горного хребта сопротивление противника усиливается, генерал. Японцы там оказывают противодействие и дерутся как дьяволы. Эванс выслал патрули…

– А как с мостом через Ланобу? Он еще не взят?

– Думаю, что нет, сэр.

– Мы должны переправиться там, вы же знаете. Мост имеет решающее значение. Продолжайте энергично наступать. Что слышно о батальоне Гроссинга? Взял он высоту триста семь?

– Я жду этого сообщения с минуты на минуту, сэр. Сегодня утром он был вполне уверен, что возьмет. Я сейчас же проверю, если вам угодно.

– Хорошо. Продолжайте наступать, Арчибальд. Попытайтесь обойти с запада излучину реки Лагуак. - Он назвал координаты общего направления наступления, которые отлично помнил наизусть. - Это запасный вариант, о котором мы говорили. Поддерживайте максимальное давление в районе горного хребта.

– Есть, генерал. Будет исполнено. Японцы ожесточенно дерутся за Нокюет. Мы несем тяжелые потери…

– Я знаю. Поддерживайте в частях наступательный порыв. Сейчас важнее всего время. Мы должны взять этот аэродром к полудню завтрашнего дня.

– Есть, сэр. Мы делаем все, что в наших силах. Мессенджейл положил трубку и, откинувшись на спинку своего вращающегося кресла, закрыл глаза.

– Взяли они горный хребет «Д», генерал? - спросил Райтауэр.

Мессенджейл покачал головой.

– Пока еще нет. От «Кортика» поступило что-нибудь?

– Ничего, после первого донесения в одиннадцать ноль-ноль, сэр.

– Понятно.

Мессенджейла вдруг охватили раздражение и подавленность. Большая карта с ее аккуратными нитями линий и условными обозначениями издевательски насмехались над ним. Она обманывала, она не говорила о том, что происходит в действительности и вообще ни о чем не говорила. Можно рвать и метать, вытряхивать душу из командиров дивизий и полков, следить за действиями по наведению мостов и материальному снабжению, оказывать доверие или угрожать наказаниями; можно приказывать и даже изредка сталкивать людей лбами или сидеть в этой парилке, получать донесения и отмечать происходящие изменения; однако все это вовсе не обеспечивает возможности уверенно знать, что же произошло и происходит в действительности. Люди лгут тебе: они говорят, что они думают о том, что произошло, как Райтауэр, или, как Свонсон, говорят то, что по их мнению, ты хочешь услышать. То ли от страха, то ли в замешательстве, то ли из подхалимства или чувства вины, то ли в порыве тщеславия они сочиняют ложные версии о реальной обстановке и событиях, которые разыгрываются в зарослях пропитанного влагой и миазмами леса, в оврагах и в траве, что в рост человека. А ты сидишь и пытаешься соткать из этой причудливой путаницы доступную пониманию картину, которая позволила бы тебе работать…

Он встал и начал прохаживаться взад и вперед, размышляя над докладом летчика. О чем они сигналили ему? Рейна-Бланка! Этот небольшой городок с белой цитаделью в восточном стиле, город из экзотической мечты, расположен на высокой зеленой равнине в двадцати пяти милях отсюда. До войны ему приходилось прогуливаться по его многолюдным улицам, любуясь невероятным смешением туземных лиц (моро, сулу, тагалы, байао, самалы), гордыми лицами испанцев, девушками в развевающихся юбках, красивым парком с его мозаичным фонтаном и порхающими по деревьям птицами. Город одновременно и притягивал и отталкивал его - как все на этих бесстыдно чувственных островах. Невысокие, но мускулистые мужчины с их вечным смехом и пением; женщины с их стремительным взглядом на вас, таким загадочным и шаловливым; дети - они были, как и везде, - своевольные, капризные, упрямые, забавные и обаятельные. Однажды, еще там, в Гарфилде, Асунта не пришла во время, чтобы успеть приготовить обед, к которому ожидались важные гости. Опоздала настолько, что предпринять что-нибудь было почти невозможно, и Мессенджейл сильно отругал ее. «Ах, боже мой, но, сэр, - оправдывалась она, - я была на мессе в церкви Малате, на мессе в память моей матери». «Нет, - сердито сказал он тогда, схватив ее за руку, - я важнее чем месса. Понятно тебе?» «Ах, сэр!» Какой странный взгляд бросила она на него! А затем к нему подошла Эмили и сказала: «Нет. Ты не важнее мессы, Котни. Когда-нибудь ты можешь стать таким, но сейчас - нет». И улыбнулась своей простой, неестественной, чисто бостонской улыбкой, которая всегда приводила его в бешенство. Затем повернулась и ушла. Ушла к своим макам и мандрагорам, к своим усыпляющим сиропам, в свой мир, который так много лет был ее утешением и прибежищем.

Теперь же - и это любопытно, так как он никак не мог отыскать какой-либо побудительной причины, - она очень изменилась. Ее письма стали серьезными и содержательными, а мысли упорядоченными и бодрыми. Она занялась работой в организации культурно-бытового обслуживания войск и в солдатских клубах. И - что было чрезвычайно удивительно - даже выступала на собраниях, агитируя подписываться на военные займы. По-видимому, она стала весьма сведующей, так как он получал восторженные письма от дядюшки Шюлера и офицеров, которые еще служат в оперативном управлении. Какая досада! Почему она не могла стать такой раньше, когда это могло бы так помочь его карьере? Впрочем, надо быть благодарным за помощь в малом, так же как и в большом. Ее деятельность бесспорно приносит ему теперь немалую пользу: публичное упоминание его имени не может не явиться существенным дополнением к периодическим коммюнике, в которых он начал занимать видное место… Тем не менее все это почему-то беспокоило его, будто именно. его отсутствие освободило ее от пристрастия к снотворным средствам. И еще одно, почти столь же неприятное: ей удалось добиться этого возрождения без его помощи, почти вопреки ему. Ей удалось, по-видимому, установить более хорошие отношения и с Джинни, которая жила вместе с двумя другими девушками в Нью-Йорке. Письма дочери, нечастые и короткие, свидетельствовали о рассеянном, бурном образе жизни и серьезном недостатке контроля…

– Лайал, - позвал он неожиданно.

– Да, сэр? - Круглолицый, с полными щеками, Райтауэр уставился на него большими голубыми глазами. Инфантильное выжидание, будто надеется получить бутылочку с молочком. Исключительно прозаичный, бескрылый ум, неспособный к творческим взлетам, но изумительная память и может горы своротить. И чрезвычайно предан, а это крайне важно.

– Лайал, в каком состоянии шоссейная дорога на Рейна-Бланку?

Начальник штаба поджал губы.

– Великолепная дорога, генерал. Хорошее покрытие, двустороннее движение, отличные обочины. Японцы поддерживали ее в довольно хорошем состоянии. На ней, вероятно, есть несколько неважных участков - воронки от бомб и тому подобное, а так - первоклассная дорога.

– Протяженность несколько более шестнадцати миль, да?

– Так точно, сэр. Шестнадцать и две десятых.

– А остальная часть покрыта коралловой и известняковой щебенкой?

– Да, сэр.

– Интересно… Интересно, а не может ли танковый батальон прорваться через Аполете и внезапной атакой захватить этот город?

– Захватить Рейна-Бланку? Конечно, сэр. Я думаю, может…

Младенчески голубые глазки Райтауэра смотрели с беспокойством. Мессенджейл знал, о чем тот думал: танковая колонна застрянет там, в городе, а тем временем японские резервы, находящиеся вокруг недостроенной взлетно-посадочной полосы и к югу от города, перегруппируются, атакуют и уничтожат их. Но он больше ничего не сказал. Улыбнувшись, отвел глаза в сторону.

Чтобы занять город, необходимо нанести быстрый и сильный удар. Японцы наверняка взорвут город, если у них будет время: не в их правилах по каким бы то ни было причинам объявлять города открытыми, тем более что этот город находится на возвышенности и прикрыт с фланга рекой, а это создает хорошие возможности для обороны.

Мессенджейл взглянул на берег, где по изрытой земле, как жуки, ползали машины и, как муравьи, копошились люди. Их крики едва доносились сюда. За этой охваченной лихорадочной деятельностью полосой берега лежали гладкие темные воды моря Сулу, где, покачиваясь, стояли на якорях транспорты, с которых выгружались запасы снабжения.

Макартуру ни за что не удастся взять Манилу неразрушенной: расстояния слишком велики, подходы по долине от залива Лингаен слишком тернисты, японцы слишком мстительны и окончательно выжили из ума… Таким образом, Рейна-Бланка станет первым важнейшим городом на Филиппинах, который будет освобожден. И островитяне никогда не забудут этого. Их признательность будет безграничной. Фокус! Этот город станет фокусом всей кампании, сверкающей кульминацией. Ни один город на Тихом океане еще не был возвращен невредимым. На Новой Гвинее и Соломоновых островах не осталось ничего, кроме жалких деревень с хижинами из пальмовых листьев. Гарапан и Аганья разрушены военно-морским флотом до неузнаваемости, японцы сожгли Таклобан. О взятии неразрушенного города заговорили бы газетные заголовки в Штатах. А почему бы и нет?… Сейчас, когда Паттон и Ходжес застряли в Вогезах и на итальянском фронте мертвое затишье?… Да, неплохо было бы…

– Сэр?

Мессенджейл вздрогнул и улыбнулся выражению невинного любопытства на лице Райтауэра: должно быть, он произнес последнюю фразу вслух. Он снова взглянул на карту. Конечно, он мог бы предпринять еще одну высадку десанта, несколько севернее, скажем, в Патнонге. Однако это потребовало бы слишком много времени и заставило бы вновь обратиться к военно-морскому флоту с просьбой о кораблях и дополнительной воздушной поддержке, а этого ему не хотелось. Такое обращение вызвало бы исключительно опасные толки. Он представлял себе, что сказали бы в штабе командующего вооруженными силами на Тихом океане, в Гавайском военном округе, в Вашингтоне: «Кто такой этот Мессенджейл? Ему дали целых три дивизии и боевые корабли со всего театра. Чего же еще он хочет? Неужели он не может решить задачу тем, что у него есть?»

– Радиограмма от «Кортика», генерал.

Минчер, подойдя к письменному столу, протягивал бланк раскодированного донесения. Мессенджейл прочитал:

«Время 14.34. Выполняю «Найлон», как приказано тчк Авангард координатах 2378 западу Фанегаяна тчк Отразил атаку силой взвода тчк Кортик».

Мессенджейл был близок к тому, чтобы громко рассмеяться. Он улыбнулся Райтауэру и, передавая ему радиограмму, сказал:

– Что я говорил? Двадцать три семьдесят восемь - это значит, что захождение выполнено более чем наполовину, так ведь? Это почти две трети пути…

– Да, сэр, около того.

– Говорил же я вам? - продолжал он вне себя от радости.

– Да, сэр, вы говорили, - сияя подобострастно, отвечали, наклонившись к нему, Райтауэр и Фаулер.

– Дэмон нервничал совершенно напрасно. Операция проходит точно по плану, как часы. Азиаты слишком одурманены, заморочены и ошеломлены, чтобы предпринять что-нибудь.

Два сорок. Еще четыре часа, и они фактически займут назначенную позицию и завтра утром будут готовы начать атаку на аэродром. Они займут его к полудню. Мессенджейл был полон уверенности, от подавленности не осталось и следа. Он энергично поднялся на ноги.

– Лайал, - сказал он, - свяжитесь с Бэннерманом и прикажите ему немедленно выполнить маневр «Ротонда». Разыщите Престона и скажите ему, чтобы в шестнадцать тридцать он ввел в бой свои танки выше Аполете. Отдайте приказ о наступлении на Рейна-Бланку в основном направлении Пандада - шоссе Эгьюнальдо - Лимпок. Передайте Престону, что ему следует ожидать попыток противника обойти его с востока, и внушите, что его первоочередная задача - заблокировать шоссейную дорогу с юга и долину Сабаг - с востока. Основная задача Бэннермана - захватить город неразрушенным, подчеркните, что противник будет у него как с фронта, так и с тыла, скажите, что ему необходимо организовать круговую оборону. Поставьте его в известность, что я незамедлительно выдвигаю пятьсот сорок первый полк без одного батальона в направлении Нокюета. Вы все поняли?

Райтауэр смотрел на него, часто моргая, полуоткрыв рот.

– Вы хотите… начать все это немедленно, генерал?

– А когда же, по-вашему? - резко прервал его он. - В пасхальное воскресенье?

– Да, да, сэр. Конечно.

– Тогда действуйте. Мы завершим эту операцию с блеском. Я отправляюсь к «Манго» посмотреть, как дела с этим мостом.

– Есть, сэр.

Мессенджейл пересек комнату широкими шагами. На лицах провожавших его взглядом Райтауэра и Фаулера застыло забавное выражение благоговения и страха. Мессенджейлу пришло в голову, что на свете есть только две категории людей - суетящиеся и уверенные в себе - и что все человеческие взаимоотношения определяются этим делением. Интересно исследовать эту мысль в дневнике сегодня вечером, когда уляжется суматоха дня.

– Пойдемте, Эдвард, - сказал он, и Пренгл, вскочив на ноги, поспешил за ним. Остановившись на пороге комнаты и посмотрев на Райтауэра и Фаулера, Мессенджейл тихо засмеялся.

– По коням, джентльмены, - сказал он. - «На войне выпадает лишь один благоприятный момент. Гений пользуется им». Наполеон. Принцип сорок пятый.

Все еще продолжая смеяться, он спустился по ступеням к ожидавшей его разведывательной бронемашине.