"Однажды орел…" - читать интересную книгу автора (Майрер Энтон)

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЛИАНА

Крыло резко поползло вверх; скрипя всем корпусом, большой самолет круто накренился. Переведя взгляд на иллюминатор противоположного борта, Дэмон увидел густые зеленые заросли, похожие на мохнатый, очень дорогой ковер, разостланный на бирюзовой глади Соломонова моря. На юго-юго-западе его окаймляла лениво извивающаяся, тонкая белоснежная полоска прибоя, виднелись кильватерная струя небольшого судна и несколько мелких островков, похожих на черепки разбитого горшка. Все остальное пространство занимал океан.

– Выглядит довольно мирно, - заметил Бен Крайслер. Он сидел рядом с Сэмом на одном из ящиков с ручными гранатами и, нахмурив лоб, пристально вглядывался вниз. - Отсюда смотрится мило и приятно. Прямо-таки курорт на берегу Карибского моря…

Дэмон кивнул, соглашаясь. С высоты семи тысяч футов земля под ними действительно выглядела очень аккуратной. Таким, наверное, видят мир боги и богини, паря в небесах и потягивая, нектар; вероятно, таким же он представляется далеким отсюда конгрессу и генеральному штабу. На большом удалении все кажется очень аккуратным: границы - красиво очерченное обрамление; аэродромы и портовые сооружения - ярко раскрашенные условные знаки; дорожная сеть - серебристые нити паутины; развернутые вдоль границ воинские соединения - маленькие прямоугольники и квадратики…

Через раскрытую дверь из носовой части самолета доносился голос радиооператора, произносившего нараспев: «Понял, понял, понял, приятель. Заходить на полосу си-три. Слышу тебя хорошо. Понял, понял…»

Крыло самолета поползло вверх еще круче. Справа виднелись горы, пурпурные под клубящейся башнеподобной грозовой тучей, слева синело море. Самолет находился в чашеобразном, освещенном пространстве, образованном окружающими облаками; под ними в тени грозовой тучи распростерся берег Новой Гвинеи. Лучи солнца скользнули по закрепленным на полу кабины ящикам и коробкам, исписанным трафаретными надписями. Пассажиры, сидевшие на ящиках и свертках брезента, переглянулись, беспокойно заерзали на своих местах. Здесь был хирург, назначенный в четыреста семьдесят седьмой полк, капитан инженерной службы по фамилии Герц и команда из семи молодых солдат под присмотром сержанта, следовавшая для службы на аэродроме. Один из них - со светлыми взъерошенными волосами, с мягким выражением круглого лица - сказал что-то, и его друзья громко засмеялись; однако, увидев, что сержант нахмурился, солдаты опустили головы и начали проверять свое снаряжение.

– Во время посадки держитесь за ремни, - подойдя к ним, прокричал сквозь пульсирующий рев моторов радиооператор. - Приземление будет жестковатым.

Бен обмотал кисти рук матерчатыми ремнями, как будто па-дел кастеты для кулачного боя.

– Ну, Сэм, начинаем все сначала.

– Говорят, второй раз бывает легче, - ответил тот.

– Иначе и быть не может. Вспомни, сколько было разных учений и тренировок.

Сэм напряженно улыбнулся Крайслеру. Последние девять месяцев принесли горечь и разочарование. В воскресную ночь после катастрофы в Пирл-Харборе их полк вышел из форта Орд и стал лагерем на холмах позади Лос-Лорелса. На следующий день поступило сообщение, как утверждали, достоверное, о том, что японский флот вышел из района Пирл-Харбора и направляется к Калифорнии. Дэмону был выделен участок побережья от каньона Биксби до Лючии, слишком уж неподходящий для обороны одним батальоном. Широкие, заросшие травой прибрежные равнины у Пойнт-Сюра, подернутые дымкой голубые просторы Тихого океана сразу же показались предательскими, таящими угрозу. Однако японцы, если они действительно вынашивали мысль о вторжении, видимо, струсили и повернули на запад; ничего серьезного не последовало, лишь два спорадических артиллерийских обстрела с подводных лодок.

После этого всюду царили волнение, движение и шум. Мир разваливался, как сказочный замок из хрупкого стекла. Пали Манила, Целебес, Рабаул, Новая Ирландия, Соломоновы острова, Сингапур. Макартур подчинился директиве президента и улетел в Австралию; оставленный в котле Уэйнрайт сдал в плен изголодавшиеся и истощившие все средства сопротивления остатки сил на полуострове Батаан. Джек Клегхорн был убит, Мандрейк Стайлс пропал без вести, Боб Мейберри считался умершим во время «марша смерти». Под натиском противника пали Борнео, затем Ява; японцы начали продвигаться вдоль побережья Новой Гвинеи. Действительно ли они собираются вторгнуться в Австралию? Кошмарная весна - весна всеобщей растерянности, огорчений и бессилия. Потрясенный и ошеломленный Джо Стилуэлл вышел из джунглей за Хоумалином во главе усталой небольшой группы техников, британских пехотинцев и бирманских медсестер и в недвусмысленных выражениях сообщил миру о том, что им «вбили зубы в глотку». Бирма была оставлена, вермахт начал большое летнее наступление на Украине, Роммель фактически стер в порошок британские танковые силы и беспрепятственно катил на Каир и Суэц. А здесь, в Штатах, конгрессмены открыто поносили абсурдность введения карточек на бензин, а государственные чиновники с символическим жалованием в один доллар в год настойчиво успокаивали народ, что имеются достаточные запасы каучука, алюминия, меди и стали; а затем другие такие же чиновники утверждали, что всего этого у нас нет, что в достаточном количестве вообще почти ничего нет…

Повсюду, куда ни повернись, царили хаос и смятение, ни на что не хватало времени. Однажды на протяжении восьми суток Дэмон получил серию из трех взаимоисключающих друг друга приказов, причем каждый последующий отменял предыдущий. А когда неразбериха наконец прекратилась, он снова оказался в форту Орд, где занялся подготовкой пехотинцев. Сколько же можно держать их в кадровом составе учебных частей? Едва они укомплектуют полк до полной численности и доведут его подготовку до нужного уровня, как из какого-нибудь высшего штаба поступает приказ откомандировать всех лучших офицеров и сержантов на формирование нового полка в другом месте; после этого все начиналось сначала. Никакого утешения Дэмону не принесло и то, что старина Колдуэлл, теперь генерал-майор в штабе сухопутных войск в столице страны, прислал ему одно из своих полных оптимизма писем, предсказывая в конце июля коренной поворот в ходе войны в связи с решением Гитлера разделить силы группы армий «А» для одновременного наступления на Сталинград и на бакинские нефтепромыслы, а также в связи с упорной обороной Окинлека у Эль-Аламейна. «Видит бог, я не хочу предаваться преждевременному ликованию по этому поводу: обратный путь будет длинным, суровым и кровавым, более длинным, более суровым и кровопролитным, чем, по-видимому, думают некоторые беззаботные господа из Детройта и Нью-Йорка. Однако я искренне считаю, что самая низкая точка пройдена. С этого времени инициатива должна будет перейти к нам».

Тем временем он, Сэм Дэмон, стоя в клубах желтой пыли, обучал молодых, неповоротливых, но старательных ребят как надо с ходу падать, чтобы земля не забилась в дуло винтовки, как но-боевому уложить и приладить снаряжение, как отрыть индивидуальный окоп, как, наконец, быстро переползать, не выставляя вверх зад; и так неделя за неделей, месяц за месяцем. Когда генерал Уэстерфелдт, застрявший со своей усиленной бригадой у Моапора, прислал ему телеграмму с предложением принять командование старым полком, в котором он служил, когда тот был расквартирован в Бейлиссе, Дэмон ухватился за этот шанс, не раздумывая ни минуты. Он позвонил Бену, который не находил себе места и томился в должности начальника полигона в Тарлетоне. Хочет ли он поехать в качестве заместителя командира полка? Еще бы! Дэмон дал ему шесть часов на сборы, и вот через несколько быстро пролетевших педель томительное ожидание закончилось, они уже на месте, опускаются на взлетно-посадочную полосу Кокогела на побережье Папуа в заброшенной, отвратительной дыре, на задворках войны…

Самолет все еще описывал вираж: с выпущенным шасси он, казалось, неуклюже пошатывается, спотыкается на малейшей воздушной волне. На зеленом ковре появились змеевидные шрамы - следы колес грузовиков; в нескольких местах виднелись хижины, их кровля из казавшихся жестяными пальмовых листьев серебрилась на фоне джунглей. По земле к небольшой бухточке тянулось что-то похожее на оставшиеся секции деревянного настила из покоробленных досок; в самой бухточке из воды торчала корма какого-то судна, заржавевшая, очень шершавая. Никаких других признаков жизни нигде видно не было.

– Видик довольно пустынный, - заметил Бен. - Что ж они, уехали все домой, что ли?

– Не осудил бы, даже если бы они и поступили так, подполковник, - ответил Герц.

Неожиданно перед самолетом возникла посадочная полоса, вся испещренная темными, круглыми, будто накрашенными пятнами - засыпанные воронки от авиабомб. Навстречу им неслись перистые, густые кроны тропических деревьев. Посадочная полоса как бы нырнула под самолет, быстро сделалась горизонтальной и скрылась из виду; колеса коснулись грунта, отскочили от него, самолет резко подпрыгнул, задрожал, затрясся всем корпусом, ящики с боеприпасами сдвинулись, их крепления натянулись как струны. Первое, что бросилось в глаза Дэмону, смотревшему в иллюминатор, были мелькавшие с обеих сторон груды обломков.

– Господи, как на городской свалке, - заметил кто-то.

И действительно, вот валяется «киттихок» с оторванными крыльями, а вот Р-39 без хвостовой части, с закрученными, как серебряные ленты, лопастями пропеллера; почерневший от огня фюзеляж «мародера»; смятый, как оловянная фольга, С-46, остатки еще двух сгоревших самолетов, тип которых опознать невозможно. Над аэродромом потрудились на славу - японцы, видимо, бомбили его когда и сколько им хотелось.

Теперь самолет, неуклюже подпрыгивая, катился по летному полю. Впереди него бежал юркий джип с надписью на задней части кузова «Следуй за мной»; обходя множество других разбитых самолетов, они приближались к окруженной земляным валом стоянке.

– А ну, пехтура, на выход! - бодро крикнул светловолосый паренек.

– Моррисон, заткнись! - прикрикнул на него сержант.

Старший из обслуживающего экипажа ударил по рукоятке запора и распахнул грузовой люк. В самолет сразу же ворвался тяжелый, отвратительный запах - порождение тлетворных испарений и гниения, - мгновенно окутал и проник во все, что встретилось на его пути. Дэмон почувствовал, как на его лице и шее выступили капельки нота.

– Да, с уборкой дерьма дело обстоит здесь неважно, - заметил все тот же светловолосый солдат.

Дэмон накинул на плечо свою винтовку и, сопровождаемый любопытными взглядами солдат, шагнул в горячий, вонючий воздух; за ним последовал Бен; одновременно, ничего не выражая этим, они подмигнули друг другу.

– Это ваши вещи, полковник? - спросил встретивший их тощий капрал с шапкой рыжих волос и очень большим ртом. - Вот эти два казарменных вещевых мешка, и это все?

– Ты угадал.

– Вас понял, вас понял. - Капрал забросил вещи Дэмона в заднюю часть кузова изрядно потрепанного бронетранспортера, за ними последовали два таких же вещевых мешка Бена.

– А знаете, полковник, путешествуя налегке, вы имеете больше шансов уберечь свою задницу в случае, если земля под вами зашатается. Черт возьми, не побоюсь сказать вам, видали мы всяких здесь; прибывают, набрав с собой столько барахла, что шесть здоровых парией с мальчиком впридачу не поднимут. Тут тебе и контейнеры, и чемоданы, и нумерованные ящики, и сундуки. Один тип приволок целую библиотеку и холодильник. Да-да! - Капрал рассмеялся и одним прыжком вскочил на место водителя. - Не знаю только, - весело продолжал он, - каким местом он думал и куда собирался вставлять вилку.

– Может быть, в собственную задницу, - пошутил Бен. Капрал прыснул со смеху, его рот растянулся до ушей.

– Вот это хохма! Да, но он недолго пробыл здесь. Я не называю имен, но он выскочил отсюда как ошпаренный; уж очень ему было жаль самого себя. Не знаю, куда потом он дел этот свой холодильник. - Капрал повернулся к группе столпившихся у самолета людей. - Есть кто-нибудь еще в семьдесят седьмой? - спросил он.

– Да, я.

Это был Стокпоул, хирург, проворный и вспыльчивый человек с болезненным, желтоватым лицом. Его вещи состояли из двух солдатских сундучков, вещевого мешка и медицинского ящика с окантованными металлом углами. Капрал, оставаясь за рулем, проследил за погрузкой, произведенной двумя солдатами из аэродромной команды. Стокпоул уселся рядом с Беном, а Дэмон устроился рядом с водителем, с любопытством поглядывавшим на его винтовку.

– Собираетесь поохотиться, полковник? Дэмон невозмутимо посмотрел на него.

– Нет. Рассчитываю, что удастся обменять ее на какие-нибудь сувениры.

Капрал снова прыснул со смеху и хлопнул себя по колену.

– Черт возьми! Вот это здорово! Надо запомнить. - Мотая головой, он продолжал: - Если и существует что-нибудь такое, что может привести меня в отличное расположение духа, так это офицер с чувством юмора.

– Рад служить, - спокойно произнес Дэмон.

Стокпоул показал на шею капрала с большой открытой ссадиной и сочившейся оттуда желтой слизью.

– Тропическая язва, - авторитетно заметил он. Оглянувшись назад, капрал смерил хирурга взглядом.

– А что здесь такого? Вы же не собираетесь переспать со мной, доктор?

– Почему вы не лечитесь?

Ничего не ответив, капрал включил сцепление, и маленькая машина тронулась.

По дороге им встретились еще два разбитых самолета, большой обгоревший грузовик и барак из гофрированного железа, превращенный в груду искореженного металла, из которой поднимались слабые струйки голубого дыма.

– Недавно был воздушный налет? - спросил Дэмон.

– Налеты у нас бывают каждый день, полковник, - ответил капрал, бросив беглый взгляд на дорогу. - Они прилетают сюда как на бал под открытым небом. Каждый раз, когда мы видим хоть один наш самолет, испытываем такое чувство, как при встрече с давно забытым другом. Вот какие дела здесь.

– А как же с воздушным прикрытием? - попытался выяснить Стокпоул.

– Ну, оно, как бы это сказать… его пока еще не открыли, этого прикрытия-то.

Справа, на небольшой прогалине, возвышалась беспорядочная груда ящиков, мешков и упаковочных материалов, сваленных как попало, почти на фут в воде. Никому, казалось, не было до этого дела; никто, по-видимому, даже не охранял все это. Дэмон украдкой бросил взгляд на Бена, который, поджав губы, осуждающе смотрел на это болото с гниющими в нем запасами. Да, судя по всем, признакам, обстановка здесь определенно была неблагополучной, мало обнадеживающей. Дэмон начал расспрашивать водителя, решив, что это полезнее. Он еще увидит все своими глазами.

Транспортер свернул в густые джунгли, несколько минут бежал по затемненной дороге, затем вырвался на призрачно выглядевшие поляны, заросшие травой кунаи десятифутовой высоты. Дважды дорога уходила под воду, и бронетранспортер начинал буксовать, скользить и вилять в стороны. Один раз им пришлось прижаться к обочине, чтобы пропустить санитарную машину, в которой на носилках лежали тяжелораненые, а на подножках и бамперах пристроились легкораненые и санитары. Дальше дорога пошла по широкой, местами заросшей низким кустарником просеке, уходившей далеко на юго-запад, - японцы, вероятно, пытались создать здесь аэродром. После нее начались мангровые болота: маслянистые, предательски скользкие, с корнями деревьев, торчащими из воды как паучьи лапы. Вонь стояла ужасная.

– Да, осадков, как я вижу, у вас здесь маловато выпадает, - заметил Бен.

Капрал бросил на него гневный взгляд, однако, поняв шутку, громко расхохотался.

– Вот именно, подполковник! Если вы хотите увидеть, как маленькая грязная лужа превращается в течение десяти минут в целый залив, то вы попали по назначению.

Позади них остался целый век - век самолетов, водопроводных кранов и мощеных тротуаров; они будто двигались в прошлое, в окутанные вонью болота, во влажную, ужасную духоту. Было в этом что-то невыносимо гнетущее, походившее на взваленный на спину и безжалостно давящий груз. Лусон в сравнении с этим казался райским уголком…

Дорога резко повернула в сторону, плотная стена джунглей немного поредела. Справа, со стороны моря, до них донеслись три разрозненных выстрела, несомненно, на винтовки М-1. Эхо от последнего выстрела прокатилось по лесу, заглушив шум мотора.

– Что это? - спросил Стокпоул и, поскольку все молчали, добавил: - Довольно близко, правда?

– Какой-то осел палит по крокодилу, - презрительно процедил капрал. - Или парню просто померещилось что-нибудь.

Перед ними появилась роща кокосовых пальм и остатки бывшего сарая для копры с проваленной крышей, который теперь спокойно догнивал в джунглях; дальше под деревьями выстроился ряд обвисших пирамидальных палаток, казавшихся черными под пышущим жаром серовато-зеленым небом, затянутым облаками. Позади палаток два оголенных по пояс солдата лениво рыли щели для укрытия; к их саперным лопатам то и дело прилипали комки грязи.

– Конечная остановка, джентльмены, - доложил им капрал. Сунув пальцы в рот, он два раза пронзительно свистнул. Солдаты, рывшие щели, разогнули спины, бросили лопаты и, выбравшись наверх, медленно поплелись к ним.

– Штаб бригады вон в той палатке в конце, полковник, - показал капрал Дэмону; затем, махнув рукой в обратную сторону расчищенного участка, в направлении длинного зеленого навеса госпитальной палатки, едва различимой в чаще рощи, сказал Стокпоулу: - А вон там, доктор, зал пыток. А вон там, - он ткнул костлявым пальцем в западном направлении, в сторону тропы, откуда слышались приглушенный треск стрельбы и глухие взрывы, доносившиеся, видимо, издалека, - там находится земля, с которой отправляются в рай. Колокольный звон слышите?

– А когда начало представления? - спросил Бен.

– Еще одна замечательнейшая хохма! - воскликнул, в который уже раз прыснув со смеху, капрал. - Надо будет запомнить и эту.

Его хохот еще долго был слышен, пока они шагали по грязи к последней палатке, возле которой в беззаботной позе стоял часовой. Увидев двух приближающихся офицеров, он вяло принял положение «смирно» и отдал честь. Из палатки навстречу им неожиданно вышел генерал Уэстерфелдт; на нем была форменная рубашка цвета хаки с закатанными рукавами и краги.

– Сэм! Дорогой мой, счастлив видеть тебя…

– Рад снова служить под нашим командованием, генерал! - Сэм попытался отдать честь, но Уэсти остановил его жестом и обеими руками схватил руку Сэма. Он очень постарел, лицо покрыли глубокие морщины, щеки свисали синеватыми складками, былая радостная самоуверенность исчезла. «Он болен, - подумал Дэмон. - Нет, здесь что-то большее, чем болезнь».

Чтобы скрыть свое изумление, Дэмон повернулся к Бену.

– Подполковник Крайслер.

– Рад вашему прибытию к нам, Крайслер. - Генерал ответил на приветствие Бена и пожал ему руку. - Я не знаком с вами, но Сэм настойчиво добивался вашего назначения к нам, и я не скрою, для меня этого более чем достаточно. - Он криво улыбнулся. - Не всякий пожелает приехать сюда, в этот край нищеты. Входите и присаживайтесь. - он провел их в палатку и тяжело опустился на стоявший у походного рабочего стола брезентовый стул. Боковые полотнища палатки были закатаны вверх, но воздух в ней оставался спертым, не чувствовалось ни малейшего дуновения. - Садитесь, садитесь. - Он отодвинул от себя стопку бумаг, медленно протер глаза. Под мышками и вокруг воротника на его рубашке темнели большие пятна пота. Нахмурившись, он оттянул влажную ткань от тела. - Эта проклятая потница может свести человека с ума. Тяжело здесь, Сэм, - сказал он, помолчав немного. - Да тебе и рассказывать не надо, сам видишь, как здесь.

– Да, сэр. Я знаю.

Уэстерфелдт испытующе посмотрел на него.

– Что они говорят там, в Брисбене?

– Я почти ничего не слышал, генерал, - солгал Сэм. - Фактически мы только переночевали там. Кажется, разочарованы тем, что операция слишком затянулась…

– Вот как, - проворчал командир бригады. - Черти проклятые, засели там в своих уютных номерах у Ленвона, попивают джин с лимонным соком и гонят сюда директивы… - Зазвонил прикрепленный ремнями к ножкам стола полевой телефон, и, прервав фразу, Уэстерфелдт поднял трубку. - «Лось» слушает. Да. Они не сделали? Понимаю, понимаю… Ну, вот что… Хотя ладно, не надо… По-моему, нет. Что?… Видишь ли, это надо еще обдумать, я пока не знаю… Да, да, я позвоню тебе. - Он положил трубку в кожаный футляр и снова оттянул влажную рубашку от тела. - Да, им легко вопить, потому что не приходится сидеть здесь, в этом вонючем болоте, где японцы заглядывают тебе прямо в глотку. Обстрел и бомбежки почти каждый день. Сидишь и ломаешь голову над тем, когда прибудет следующая партия снабжения. Если вообще прибудет… А вы знаете, что у меня имеется из артиллерии? - спросил он, подавшись вперед. - Одно стопятимиллиметровое орудие. Одно! И шестьдесят семь снарядов к нему. Плюс около десятка тридцатисемимиллиметровых. Мне нечем воевать. У японцев есть все: они получают пополнения морем, перебрасывают их по тропе Бовари».

Дэмон слушал генерала, питая в душе надежду, что на лице его написано достаточно симпатии и внимания. Плохо, значит, дело. Гораздо хуже, чем ему намекали. Когда генерал наклонился, чтобы поднять упавший со стола лист бумаги, Дэмон украдкой бросил взгляд на Бена; тот многозначительно завращал глазами.

Шаркнув ногами по полу палатки, генерал тяжело выпрямился.

– Мой старый нес Помнеи, - произнес он, печально улыбнувшись. - Мне все кажется, что он где-то здесь, у моих ног… Бедняга чувствовал, что возвратиться ему не суждено…

– Как обстоят дела в полку, генерал? - спросил Дэмон. Вертя в руках карандаш, Уэсти снова наклонился вперед.

– Да, по поводу полка, Сэм. Им пришлось очень нелегко. Хорошие ребята, не мне говорить тебе об этом, но им пришлось нелегко. Этот бесконечный марш от Кокогелм… Они не были подготовлены к действиям в таких условиях. Фактически никакой подготовки, на это не было времени. Боже, я никогда не представлял себе ничего подобного. - Он замолчал и шмыгнул носом. Его губы безжизненно отвисли. Старческие губы.

«Неужели он так стар? - подумал Дэмон, ощутив острую боль сожаления. - Слишком стар?» Он - вспомнил Джорджа Колдуэлла, представил его стоящим возле автомобиля у здания штаба в памятное, воскресное утро Пирл-Харбора. Уэсти был почти одного возраста с его тестем. Чтобы вернуть его к теме разговора, Дэмон спросил:

– Кто командовал полком, генерал?

– Мак. Макфарлейн. Ты должен помнить его. - А что с ним случилось?

– Он заболел. Сыпной тиф. Болезней здесь, Сэм… и все от насекомых. Они и в траве кунаи, и в воде, - словом, везде. Москиты, клещи… Вам тоже нужно остерегаться. - Он отбросил карандаш, стиснул пальцы и уставился на них пристальным взглядом. - Три недели назад случилось самое страшное. Да, пожалуй, это были самые тяжелые дни. У некоторых ребят сдали нервы, и они не устояли. Произошло что-то ужасное. Разобраться в чем-нибудь было совершенно невозможно. Японцы были повсюду: в лесу на деревьях, в пещерах, на земле… На каждом шагу… И какие сволочи!… Они ведь годами готовились к действиям в таких условиях! Жили в джунглях, довольствовались горстью риса и глотком воды… Вы не представляете, с кем нам пришлось иметь дело, Сэм. Я был вынужден отстранить от должности Чака Леффингуэлла. Отстранить его, моего лучшего друга! Думаете, легко мне было сделать это? - Он уставился на собеседников, его губы дрожали. Неожиданно он схватил со стола лист бумаги и сунул его в руку Дэмона.

– Прочти это. Давай, давай читай.

– «Дорогой Уэсти, - начал читать вслух Дэмон. - Теперь вам должно быть предельно ясно, что время решает все. Сейчас некогда рассуждать о том, что наши войска в большинстве своем не обстреляны, что японцы являются испытанными мастерами ведения боевых действий в джунглях, что обстановка со снабжением не всегда такая, какой могла бы быть. Все это не имеет ни малейшего значения. Вы должны обходиться тем, что у вас есть. Ваша задача - захватить полевые укрепления японцев в районе Моапора к 12 ноября, и ничто другое не имеет значения. Никакая некромантия и никакие фокусы не помогут вам достичь поставленной цели. Бой - вот ваше решение. Единственное решение. Наносите удары искусно и решительно, потому что, как я часто предупреждал, судьба медлительна, а время быстротечно. Искренне ваш Макартур».

– Да, вот такие директивы я получаю. Ты знаешь, что он сказал мне? В Морсби… Он сказал: «Если вы не возьмете Моапора, не трудитесь возвращаться обратно». Вот так-то! - Генерал снова наклонился вперед, на его глазах заблестели слезы. - Уклонялся ли я когда-нибудь от выполнения своего долга? От выполнения того, что требовалось от меня как от командующего войсками? Скажи, уклонялся?

– Конечно, нет, генерал. - Наблюдая за встревоженным и умоляющим, мокрым от пота в этом неподвижном воздухе лицом Уэстерфелдта, Дэмон начал ощущать беспокойство. Может быть, все не так уж мрачно, как рисует генерал? Ничто никогда не бывало настолько мрачно, чтобы нельзя было найти выхода. Вслух он сказал: - Не могли бы вы, генерал, познакомить нас с обстановкой?

– Что? Конечно, конечно. - Уэстерфелдт с усилием поднялся на ноги и подошел к карте обстановки, прикрепленной кнопками к доске и прикрытой листом прозрачной кальки. Дэмон увидел что-то похожее на два изогнутых клина, начинающиеся от берега моря и вдающиеся в глубь суши; пройдя вдоль реки, они уходили куда-то в северо-западном направлении.

– Мы начали вот отсюда, от этой рощи, - продолжал генерал после короткой паузы, - и дошли за девятнадцать дней до вот этого рубежа; здесь сейчас проходит линия фронта. Тут мы застряли. Преодолеть их оборону просто невозможно. Японцы занимают все возвышенности: от дома миссионеров, вот здесь, через реку Ватубу, до ореховой плантации, вот здесь. Их бункеры из кокосовых бревен - а они строили их многие месяцы - чертовски крепки… Мои солдаты сидят в болотах, пробираются по воде чуть ли не до пояса и днем и ночью. Единственный путь для продвижения вперед по здешним джунглям - это тропы, но японцы хорошо прикрывают их. Идеальные секторы обстрела… - Он отошел от карты. - Я просил нанести удары авиацией, просил прислать горно-вьючные гаубицы, предложил даже провести диверсионную высадку десанта вот здесь, возле Луалы, использовав для этого четыреста восемьдесят четвертый полк.

– А он разве не здесь, четыреста восемьдесят четвертый?

– В том-то и дело. Но это еще не все неприятности. Австралийцы получили этот полк на время проведения операции в районе Тимобеле сразу после боев за залив Милн и долго не отпускали его. Затем наконец отпустили, и было решено отправить его из Тимобеле по суше, но он застрял там в болотах. Ты не представляешь, Сэм, какова эта страна. Просто невозможно представить это… - Уэсти пустился в длинные рассуждения относительно распределения зон командования и ожесточенных расприй по поводу оперативного подчинения, смысл которых сводился, по-видимому, к тому, что соединение Уэсти являлось временной бригадой, поспешно сформированной для проведения боев за Моапору, из двух отдельных полков, которые несли гарнизонную службу на островах Малекула и Эфате архипелага Новые Гебриды. По завершении кампании в районе Моапора или, возможно, в ходе ее - Уэсти не очень ясно представлял себе это - четыреста восемьдесят четвертый полк, по непонятным причинам оказавшийся в неопределенном положении в порту Дарвин, должен был присоединиться к ним, и только тогда предстояло официально сформировать пятьдесят пятую дивизию.

Дэмон подошел к карте обстановки.

– А как обстоят дела на этом фланге? За рекой?

– Там сплошные болота, Сэм. Мили и мили мангровых болот. Никто не может пройти через них. Крокодилы и те не смогли бы… - Неожиданно он схватил полковника за руку. - Сэм, я рассчитываю на тебя. Не подведи меня. - Не подведу, генерал.

– Среди них, Сэм, масса больных. Среди ребят. Они едва держатся на ногах. Половина валяется в лихорадке. Отправляйся и подбодри их.

– Есть, сэр.

– Если кому-нибудь и под силу это, то только тебе… - Уэстерфелдт подошел к выходу из палатки и позвал: - Миллер! Проводи полковника Дэмона и подполковника Крайслера в четыреста семьдесят седьмой полк… Сэм, я назначил совещание всех полковых и батальонных командиров на девятнадцать ноль-ноль.

– Мы будем здесь, сэр.

– И еще… Сэм…

– Да, генерал? - отозвался Дэмон, повернувшись к нему.

– Не рискуй. Хорошо? Будь осторожен… - На лице Уэсти снова появилось выражение отчаяния и мольбы. И это не было проявлением заботы, это был страх, страх испуганного старого человека.

– Я не буду рисковать, генерал, - пообещал Сэм.

Дэмон и Крайслер вышли из палатки в душный, неподвижный, жаркий воздух и обменялись многозначительными взглядами.

– Да, - пробормотал Бен, - теперь я начинаю понимать, откуда эти истошные вопли с просьбами прислать пожарную команду.

Дэмон широко улыбнулся:

– Имеешь в виду себя и меня?

– А кого же еще, черт возьми! Мы - это все, что у них осталось! Теперь мы с тобой вроде как бы дрожим от нетерпения поскорее встать в первый ряд союзников, наступающих на Тихом океане. Так ведь?

Около них развернулся джип, и они взобрались в него.

«14 октября 1942 года. На командном пункте беззаботный мир и покой. Все слоняются вокруг да около, попусту тратят время, попивают кофе, все равно как на уикенде дома, там, в Штатах. На тропе уютно устроился подполковник Кейлор. Опрятненький тип: напомаженные и аккуратно зачесанные назад волосы с пробором посередине, хитрые маленькие глазки, красивые ухоженные ногти. Уэсти прислал его сюда после смерти Мака. Я спросил: «Где проходит передовая линия?» «Вы имеете в виду фронт? Это прямо… примерно здесь. - И провел мизинцем по карте. - Я прикажу подготовить для вас джип». Я посмотрел на него. «А разве мы не можем пройти туда пешком?» «О-о… - Он отвел глаза. - Это довольно далеко, полковник». Оказалось, что это в четырех с половиной милях отсюда. Четыре с половиной мили. Боже милостивый! Я спросил: «Каковы силы противника?» «Э-э…, вот здесь… в этом районе… развитая система укреплений. Вот здесь, на границе рощи». - «Что вы понимаете под словами развитая система?» «Э-э… - Он поводил мизинцем по целлулоиду, покрывавше му карту. -…Я имею в виду некоторое количество бревенчаты: бункеров, подкрепленных…» «Вы видели их?» Изобразил на лице крайнее удивление и скользнул по мне взглядом. «Я? Нет. Конечно, нет. Вот донесения, у нас здесь их целая папка…» Ни разу даже не побывал там! Я заметил, что его обмундирование выглядит как с иголочки, безупречно чистое. Еще один из этих мнящих о себе бог знает что больших начальников. А лежащие в грязи солдаты на передовой, наверное, потеряли всякую надежду увидеть его.

Сказал ему, что хочу, чтобы он взял с собой патруль и лично проверил некоторые из этих донесений. «Патруль?» Побарабанил своими блестящими ноготками по столу. «Да, патруль. А что, вы считаете, что это ниже вашего достоинства? Вам это не по силам? Солдаты-то ведь там? Правда?» Он разозлился. Ох уж эти мне неженки и лицемеры! На лице у него недовольство и неодобрение: слишком глуп и напыщен даже для того, чтобы хоть испугаться. «Это не входит в мои обязанности. Мои обязанности заключаются в…» «Я отстраняю вас от должности, - сказал я ему. - С этой минуты. Соберите ваши вещи и немедленно убирайтесь». «Но, полковник…» «Убирайтесь!» - повторил я. «Слушаюсь, сэр». Несказанно рад смотаться отсюда.

Прошел милю за милей вдоль всей тропы, ведущей к передовой. Солдаты расположились кто как мог, сгруппировались под ненадежными укрытиями и плащ-палатками. Приятная неожиданность на командном пункте третьего батальона. Маленький Фелтнер, более чем когда-либо измученный и похожий на канцелярского служащего, держится мужественно, хотя в первую минуту показалось, что он готов расплакаться. «Я слышал, что вы должны приехать, полковник, и всем рассказал о вас». От этого командного пункта до передовой оставалось всего около двух миль. Здесь все находятся под гипнозом возможности добиться успеха посредством применения авиации, одурманены новизной управления войсками с помощью современных средств связи, рассчитывают на победу с дальних расстояний. «Не стрелять, пока не увидите белки глаз противника на другом континенте» ⁶⁷. Нашел оставленный японцами блиндаж позади командного пункта второй роты и приказал Россу и Бизли привести его в порядок и вселиться. Это обозлило Росса, но он подчинился. Конец порядкам, заведенным важными начальниками.

На передовой встретил многих участников учения по высадке десанта в Монтерей. Разместились в непроходимом болоте на торчащих из воды корнях деревьев, как тощие пеликаны. Встретили меня с довольно мрачным видом. Угрюмые, презрительные взгляды (какого, мол, черта ему здесь надо, пришел полюбоваться, как живут низшие чины армии?). Однако некоторые из них приятно удивили. Ваучер теперь главный сержант. Станкула - сержант. Родригес - сержант. Браун и Миллис - капралы. Кадровый состав подрастает. Многие вспомнили наиболее яркие эпизоды из учения. Джексон по-прежнему рядовой первого класса. Пошутил над ним по этому поводу. «Видите ли, я тоже начал было продвигаться, но потом меня разжаловали за небольшую драку в Мельбурне». Все та же веселая улыбка, ее не стерло никакое время. Но все они в жалком состоянии. Жалком. Двадцать вторые сутки без отдыха на передовой. Обросли бородами, неописуемо грязные и изнуренные. Покрылись язвами, болеют малярией, тропической лихорадкой, дизентерией и бог его знает чем еще. Ботинки разваливаются, обмундирование висит клочьями. Треть офицеров вышла из строя по тем или иным причинам. Уэсти не шутил. Все выглядят полуголодными. «Как дела с питанием?» - «Да как, сухой паек в основном, полковник, да и то когда доставят». - «А как насчет горячей пищи?» - «Никак. Говорят, нельзя разжигать огонь, это привлечет противника». - «Да здесь стоит только задницей вильнуть, как сразу же стреляют!» Это голос Джексона. Эпизодического огня снайперов вполне достаточно, чтобы держать людей в постоянном напряжении. Решил завтра же к полудню доставить им горячую пищу, пусть меня хоть высекут за это.

Тяжелейшие условия местности, хуже нет во всем мире. Ни одной полоски сухой земли. Без конца дождь. Обошел полковой участок обороны: более мили в воде по колено и выше. Дважды меня обстреляли. Безуспешно. Получил донесение от Фелтнера. 30-го числа японцы атаковали крупными силами, несколько взводов дрогнуло, солдаты побросали оружие и драпанули. Потеряли всю территорию, занятую ранее. Такое случается еще и теперь. Спросил Остерхота, командира первой роты, как он оценивает численность противника, занимающего рощу. «Право, не знаю, полковник». Командование боится посылать людей в разведку. Джунгли нагнали на него страху больше, чем японцы.

Моральное состояние очень низкое. Надо подбодрить их всеми возможными способами. Питание, обувь (но откуда?), смена (то же). Главным образом, как советовал старина Колдуэлл, силой собственного примера. Они чувствуют: их бросили здесь гнить в болотах. К сожалению, это близко к истине. Следующие две недели собираюсь испытать все вместе с ними, на собственной шкуре. Здесь необходимо произвести ряд перемен: каждого поставить на свое место и заставить делать то, что положено, в противном случае выгнать в шею. Подкреплений ожидать не приходится: либо мы сделаем то, что требуется, либо пойдем на дно. Сказал Бену, что он тоже должен поработать с полным напряжением: везде успевать, возглавлять разведывательные патрули, ходить в атаки, - словом, все, что потребуется. Ответил: «Черт возьми, Сэм, что, разве я сам не понимаю? Да ты не беспокойся, все сделаю». И действительно, сделает. Старый дружище Бен. Если нам суждено выиграть войну - а на сегодня уверенности в этом пока мало, - ее выиграют вот такие сорвиголовы, энергичные ребята, которых считают нарушителями спокойствия.

«Большой совет» в штабе Уэсти оказался не слишком впечатляющим. Голландец Вильгельм, полный тяжеловесной немецкой флегматичности и напыщенности, но внушающий уверенность, только, видимо, очень усталый; Дикинсон - переведен с должности начальника оперативного отделения штаба на должность начальника штаба. Я не удивился: должен же был Уэсти назначить кого-нибудь на этот пост. Тарт - цепкий, настойчивый янки, может, немного подавлен благоговейным страхом перед «тяжестью ответственности», а возможно, и нет. Француз Бопре, вспыльчивый, напряженный, сидел не сводя взгляда с потолка палатки; над его воротником торчала грязная, покрытая засохшей кровью повязка; единственный из них, кто побывал достаточно близко к передовой, чтобы помять свое обмундирование. У прибывшего из Морсби красавчика Хэла Хейли фуражка набекрень; он откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и, мерно покачиваясь, излучал вокруг себя этакое очарование офицера военно-воздушных сил; его ничто не касается, самоуверенности больше чем достаточно. Спекс Крузе долго и монотонно бубнил наставническим тоном и ужасно возмутил всех своей старательностью и педантичностью: «Большая часть укреплений противника связана между собой ходами сообщений. («О твердь земная, кто тебя измерил?» - цитирую знаменитого поэта.) Недавняя активность в расположении противника указывает на расширение сети противотанковых рвов, которые создаются вдоль юго-западной границы взлетно-посадочной полосы и к востоку от рощи. На треугольном участке между рекой Ватубу и миссией джунгли достаточно густы, чтобы предоставить великолепное укрытие как для атакующего, так и для обороняющегося. (Вот это умная мысль!) Численность сил противника оценивается от семи до восьми сотен». Даже Вильгельм широко раскрыл глаза, не веря этому заявлению. И почему эти разведчики всегда занижают численность сил противника? То ли они подбирают такие данные, исходя из своего безграничного оптимизма, то ли просто стремятся подогреть собственное мужество?

Планом предусматривается, что в 06.30 части Вильгельма, имея впереди восемь легких танков (все, чем мы располагаем, насколько я мог понять), должны начать атаку вдоль старой проселочной дороги в направлении на взлетно-посадочную полосу. Все остальные должны были начать атаку в 06.40, не имея перед собой никаких дорог, ни старых, ни новых. Приказ о наступлении восторга не вызвал. По-видимому, это та же тактика, которая не принесла результатов три дня назад. Француз запротестовал, утверждая, что проселочная дорога просто непроходима для танков, и я подозреваю, что он прав. Здесь не та местность, которую Джордж Паттон назвал бы годной для танков. Дружеского разговора не получилось. Уэсти то и дело уклонялся от главной темы, пускаясь в беспредметные рассуждения относительно использования трофейных японских барж для транспортировки подразделений четыреста восемьдесят четвертого полка из Кокогелы. Эти подразделения все равно не смогут прибыть сюда вовремя, чтобы принять участие в операции. Зачем же ссориться из-за пустяков?

Голландец уверен, что мы ничего не добьемся. Это можно было понять по выражению его глаз. Херб Хэдл коротко высказался о нехватке зарядов для минометов, затем последовали вялые дебаты об артиллерийской подготовке, которая не будет достаточно мощной. Француз, продолжая внимательно рассматривать потолок, показывал всем своим видом, что он не прочь швырнуть бы нас всех в яму с коралловыми змеями. Уэсти обратился к Хейли с просьбой о воздушной поддержке. «Вам она нужна? О да, вы получите ее. - С этакой ослепительной профессиональной улыбкой. - Мы нанесем для вас удар с бреющего полета в 06.00. Не оставим у них камня на камне». Француз взорвался как бомба. «О господи, прилетите и опять сбросите свой груз на моих людей! Может быть, на этот раз у вас получится лучше, может, нам удастся уничтожить всех без исключения на передовых позициях!» Красавчик Хэл, теперь уже не улыбаясь: «Ну что вы, ми-иутку, Бопре…» «Конечно, - продолжал возбужденно француз, - бомбы сброшены - задача выполнена… Вы уж пощадите пас, Хэйли, прошу вас! Избавьте от своих героических подвигов. Я скорее предпочту, чтобы нас уничтожили паршивые япошки!» Уэсти умоляюще: «Друзья, друзья, тише! Это к хорошему не приведет…»

Сказано верно. Короткая пауза. Обдумывал, стоит ли вмешаться. Мне бы двое суток, на худой конец даже сутки: реорганизовать подразделения, устранить кое-что из того, что наворочал здесь Кейлор. Но, как «младший член фирмы», решил промолчать. Просить об отсрочке означало бы повергнуть всех в еще большее уныние. И так некоторые из них неприязненно отнеслись к моему появлению здесь, прямо с самого неба: Ходл, Дикинсон, Бопре. А Уэсти настроился на атаку. За каким дьяволом мне ввязываться? Может быть, операция в удастся?

Обменялись еще несколькими фразами, получили документы. Затем Уэсти выступил с коротким боевым напутствием. Он явно боится чего-то и устал до смерти. Засел на этом трудном участке фронта, никакой помощи, все настроены против него. Макартур непрерывно подгоняет и торопит. Положение действительно тяжелое. Закончил обращением к нам умоляющим тоном: «Я уверен, друзья, мы можем сделать это. Еще одно усилие, и мы вылезем отсюда…» Уж лучше бы ничего не говорил. Вышли на воздух как команда, проигравшая с разгромным счетом первый тайм и ожидающая еще худшего во втором. Француз с яростным видом обернулся ко мне. «Слышал, вы выгнали Кейлора и отправили его домой. Большая ошибка!» «В самом деле?» - спросил я раздраженно. «Да. Вам следовало бы заставить этого подлеца подносить боеприпасы, пока не свалился бы с ног, а потом уже дать ему хорошего пинка». - И ушел прочь, не сказав больше ни слова.

Такие совещания - сплошная глупость. Старшие начальники должны находиться в передовых частях, если они действительно передовые, то есть если для них нет обходного пути. А так - это напрасная трата времени, ненужный отрыв командиров от их частей, в которых они обязаны находиться круглые сутки.

Ночью, когда возвращался на командный пункт, чуть не впал в настоящую панику. В дороге просто задыхался: воздух, как наброшенное на твою голову толстое одеяло, постепенно душит тебя. Неожиданная ружейная пальба во второй роте. Сразу представилось, что это атака большими силами, прорыв фронта, кровавая резня в болотах. Оказалось, случайные выстрелы испугавшихся чего-то солдат. Задал им жару. Москиты не дают ни секунды покоя, что-то невероятное. Лусон в сравнении с этими местами выглядит как вполне приличное клубное поле для игры в гольф.

Черт возьми, почему я все время сомневаюсь? Может быть, все пройдет нормально? Не знаю…»

Ночь была исключительно тихая. Зловещая тишина перед бедой. Дэмон старался отбросить эту мысль. Теперь, привыкнув к темноте, он различал движение рук Ваучера и медленно, дюйм за дюймом, продвигался вперед, стараясь свести до минимума казавшийся нелепо громким в этой тишине шуршащий звук от соприкосновения одежды с поломанной и полегшей на землю растительностью. Справа высокая, злобно ощетинившаяся стена джунглей: деревья, вьющиеся растения и папоротник так запутаны и переплетены, что их плотность ощущаешь физически даже на расстоянии. Он подтянулся вперед, оказался рядом с сержантом и почувствовал его губы у своего уха.

– Бункер. Вой там. Видите его?

Пристально вглядываясь, но ничего не обнаружив, Дэмон отрицательно покачал головой, затем расслабился, снова старательно присмотрелся и действительно увидел узкую горизонтальную полосу, чернее черного, местами покрытую растительностью. Затем - еще один бункер, позади и правее первого, а потом, чуть подальше и левее, - что-то такое, показавшееся ему третьим бункером.

Бункеры грозили смертью. Они хорошо эшелонированы. Возможно, находящиеся в них японцы хладнокровно следят за ними. Возможно, нет. Он оценил огневую позицию и местность. Подавленность и усталость, тяжким грузом давившие на него на командном пункте после совещания в штабе Уэсти, исчезли; он ощутил прилив сил, обострение всех чувств и готовность ко всему, что бы ни произошло. Участок перед ними - сравнительно открытые подходы с небольшим подъемом в направлении к бункерам - был отлично защищен перекрывающими друг друга огневыми секторами. Однако на этом участке была небольшая лощина, своего рода траншея, которая тянулась вдоль фронта ближайшего бункера, затем поворачивала назад, образуя своеобразный клин между первыми бункерами и тем, что расположен правее. А проберется ли одно отделение к бункерам по этой лощине? Смогут ли солдаты под сильным прикрывающим огнем преодолеть путь между этими двумя бункерами и выйти им во фланги? Пожалуй, смогут. А что находится позади этих двух бункеров? Еще два? Или двадцать два? Раздались выстрелы из винтовки М-1. По джунглям прокатилось раскатистое эхо. Затем снова тишина. Опять какая-то пуганая ворона куста испугалась. Неужели их не научили, что такой стрельбой они выдают свои позиции? Дэмон обменялся несколькими фразами с Ваучером, и они поползли по лощине, усеянной осколками камней и колючими растениями. Он так остро ощущал близость первого бункера, находившегося теперь совсем рядом, что ему чудилось, будто кто-то давит ему на затылок большим пальцем. Ожесточенный писк москитов у щек и глаз, едва сдерживаемое желание прихлопнуть их; Дэмон потерся щекой о плечо. Впереди маячило огромное манговое дерево, черная масса которого будто подпирала шероховатую стену леса. По его запястью что-то скользнуло - то ли насекомое, то ли маленькая ящерица. По щекам и шее непрерывно скатывались капельки пота. Теперь продвижение вперед требовало сознательного усилия воли. Остановки Ваучера делались все более длительными: мешало напряжение, возраставшее по мере продвижения по земле противника в тыл одного из бункеров. Однако шепот Ваучера был совершенно спокойным:

– Ползем дальше?

Дэмон задумался. Извечная дилемма, не находящая себе ответа, приводящая в бешенство: остановиться ли и удовольствоваться тем, что узнал, или рисковать в надежде узнать еще больше? Он поднял голову. Вокруг зловещий мрак. Неожиданно где-то совсем рядом тишину нарушило ритмичное «чнк-чнк-чнк». Методичный глухой звук. Кто-то работал лопатой. Это заставило Дэмона принять решение. Приблизив губы к уху Ваучера, он прошептал:

– Нет. Достаточно. Ползем назад.

С предельной осторожностью они развернулись и направились в обратный путь. Теперь Дэмон испытывал странную подавленность, усталость и чувство неполноценности. Лицо было мокрым от пота, соль разъедала глаза. Здесь, у самой поверхности земли, воздух был каким-то плотным, будто сюда оседал невидимый, тяжелый газ. Дэмона охватило страстное нетерпение поскорее добраться до командного пункта, узнать, что обнаружил Бен, и ему пришлось сдерживать свое желание двигаться быстрее. Так много предстояло еще сделать, а времени оставалось очень мало. Впереди через кусты метнулся какой-то зверек, и Дэмон невольно остановился, но затем снова пополз, поочередно перенося вес своего тела на руки, на локти, на колени. Где-то вдали, в секторе Вильгельма, взорвалась мина, за этим взрывом последовали еще два.

Дэмон добрался до конца лощины, прополз мимо двух пней, миновал овальный куст и остановился, поджидая, пока к нему присоединится ползший позади Ваучер. Он почувствовал беспредельную усталость и хотел, чтобы на обратном пути к своей полосе охранения сержант полз первым. Перспектива возвращения ползком, порой погружаясь всем телом в вонючую болотную воду, хватаясь руками за скользкие переплетения корней деревьев, вызывала у него отвращение. Закрыв глаза и рассеянно смахивая рукой москитов и капли пота со лба и щек, не думая ни о чем, он ждал, пока Ваучер подползет к его левому боку.

Когда Дэмон открыл глаза, перед ним стоял какой-то человек. Землисто-серая на темном фоне фигура, почти рядом с ним, не далее восьми футов. От неожиданности Дэмон чуть не задохнулся. Лежавшие на его бедре пальцы Ваучера сжались. Дэмон замер. Пока он, оцепенев и едва дыша, всматривался в это видение, человек, подняв руки, прогнулся как кошка, сделал глубокий вдох, выдох и начал разминать ноги, поочередно поднимая колени к груди; его движения были едва слышны. Теперь до них дошел смешанный с вонью болота едкий запах пота и мочи и чего-то более острого, напоминающего запах скисшего вина в дыма горящего хвороста. Охваченный тревогой, Дэмон следил за ним с глупым видом. Откуда он взялся? Они не слышали ни шороха ткани, трущейся о кусты или кору деревьев, ни приглушенного ритма шагов. Похоже было на то, что человек свалился с неба…

Японец еще раз потянулся, как бы наслаждаясь возможностью делать такое простое движение. Он потягивался, видимо, потому, что долго сидел не двигаясь. Где, на дереве? Он был без головного убора, этот крепко сложенный парень с короткими толстыми руками. Неожиданно Дэмон увидел его более четко, в руках у него не было никакого оружия. Дэмон потянулся было за пистолетом, но вместо этого положил ладонь на рукоятку ножа. Надо убрать его бесшумно. Если не сделать этого, произойдет черт знает что. Возможно, их спасение в бегстве назад, к своим, но, возможно, это им и не удастся. Второе, пожалуй, вероятнее, а может, им лучше подождать здесь и понаблюдать, что станет делать этот снайпер. Казалось невероятным, чтобы в следующее мгновение японец не заметил Дэмона. Вытащив нож из тугих новых ножен, Дэмон бесшумно подтянул его к своей щеке. Ваучер ослабил нажим на его бедро и убрал руку, вероятно, чтобы достать свой нож или пистолет; однако сержант, несомненно, ждал его, Дэмона, действий. Что же предпринять? Было бы безумием все еще лежать вот так, на земле, ожидая, когда японец повернется, заметит их и поднимет тревогу…

Что-то легко застучало по козырьку полевой фуражки, затем по пальцам. Напрягшись перед прыжком, Дэмон вздрогнул и только в следующее мгновение понял, в чем дело. Снова дождь. Тяжелые капли падали на руки, спину, на большие влажные и гибкие листья вокруг них. Дождь. Через пять секунд дождь превратился в стремительный ливень. Потоки холодной воды скрыли все из виду, заглушив остальные звуки. Струи с оглушительной силой хлестали по густой растительности. Дэмон промок до костей и задрожал от холода. Он вытер лицо рукавом в осмотрелся. Японца не было. Он исчез так же мгновенно, как и появился. Он не мог ни убежать, ни вскарабкаться на дерево. Значит… Значит, он ушел под землю. Значит, здесь у него «паучья нора». Он весь день сидел в «паучьей норе» неподалеку от этого овального куста, а ночью вышел размяться. Такова уж эта война…

От облегчения Дэмон едва не расхохотался. Спасительный дождик, ты всегда будешь приходить в самый нужный момент? Необыкновенное везение. Bо всяком случае - пока везет. Дэмон приблизил лицо к уху Ваучера:

– Он спустился в окоп. Трогаемся. Ползи первым.

Пользуясь непрекращающимся шумом дождя, они быстро поползли вперед.

В блиндаже стояла жуткая вонь, казалось, японцы неизменно насыщают ею все вокруг; это была смесь запахов гниющей рыбы и поджаренных каштанов, эфира и нечищенных отхожих мест. От этого запаха невозможно было избавиться никакими мерами. Фелтнер низко опустил голову, стараясь не дышать. Им овладело чувство беззаботности, слегка кружилась голова, лениво ворочалась мысль: не начинается ли у него малярия? Ею болели почти все. Люди приходили и уходили; полковник Дэмон то и дело крутил ручку полевого телефона и разговаривал с разными людьми, а Фелтнер пытался сосредоточиться на предстоящей операции, но мысли уходили в сторону, к обрывкам воспоминаний и мечтам. Хуже всего было то, что все они страшно устали, выдохлись; от того, какими они были в первые дни по прибытии сюда, не осталось и следа. Боже мой, кажется, с тех пор прошло двадцать лет…

Уоттс снова уставился на него: противный взгляд человека, которому мешают дышать аденоиды. Открытый рот. Нахмурившись, Фелтнер отвернулся. Ужасно вот так ждать предстоящих событий. Но еще хуже будет, когда они начнутся. Судьба сыграла с пим злейшую шутку: из всех мест, в которых он мог бы сейчас находиться, она выбрала для него самое жаркое, самое отвратительное, самое опасное на всем этом мерзком шарике. Впрочем, может быть, не самое, а одно из самых опасных мест. В России, вероятно, еще хуже, или где-нибудь в Китае, если ты китаец. Но это, пожалуй, и все. Случайность ли это, простое невезение в жеребьевке, как сказал Росс, или, наоборот, его привело сюда какое-то особое предначертание всевышнего? Зачем он оставил Калифорнию, Джорджию, Филадельфию? Зачем ушел из тихих и мрачных контор Ланфнара и Уотрауса? Он мог бы и сейчас быть там - это казалось невозможным теперь, в это утро, но он мог бы, - подбивать итоги длинных, аккуратных колонок цифр, сопоставлять массу не связанных между собой данных и выуживать из них точно классифицированную, выраженную черным по белому сущность - сбалансированную, функционирующую, существующую и доступную разуму. Именно но этой причине армия и привлекла его вначале. Его брак оказался неудачным, он устал от Филадельфии, а здесь подвернулся дядя, служивший в управлении главного инспектора, с которым он встречался не слишком часто, но чья жизнь и манеры поведения красноречиво свидетельствовали о военной службе, как о мире, в котором господствуют порядок, точность и строгая ответственность. Ему понадобилось два месяца, чтобы убедиться в том, что он принял желаемое за действительное: он был потрясен бессмысленной расточительностью и неэффективностью всего, что делается в армии мирного времени.

Но вот грянула война. Она опрокинула все расчеты, все представления. В войну вы вступаете со сравнительно хорошо налаженной, четко и ответственно действующей организацией и видите, как на ваших глазах она рушится и превращается в мешанину жалких обломков. Это ужасно. Снаряжение - ценное, необходимое снаряжение - теряется или выбрасывается; предметы снабжения никогда не прибывают своевременно; личный состав тает - людей уносят на носилках, или просто накрывают их плащ-палатками, или, еще хуже, объявляют пропавшими без вести. Части теряют связь друг с другом, склады с припасами с грохотом взлетают в воздух, материальные ценности гниют в грязи и под тропическим солнцем, добрую половину времени никто не знает, где находится что-нибудь, необходимое в данный момент; и чем больше прилагаешь усилий, чтобы справиться с этой все пожирающей бессмысленной расточительностью и хаосом, тем большими они становятся…

– …Да, да, вдоль реки, - говорил по телефону полковник Дэмон, блуждая невидящим взглядом по блиндажу. - Пройди как можно дальше. До того небольшого бугра, о котором мы говорили. Обойди его с фланга, если позволит обстановка, зайди в тыл и захвати оттуда - это ключевая позиция… Да, да, я знаю. Сядь им прямо на голову, Бенджи. Ладно-ладно. Желаю успеха, дружище. Фелтнер наблюдал за Дэмоном, как тот позвонил в третий батальон и сделал необходимые распоряжения; он говорил совершенно спокойным тоном. В какой-то момент их взгляды встретились, Дэмон подмигнул ему; капли грязного пота срывались с его подбородка на штаны, на потемневшую от пота полевую куртку. В четверть третьего он возвратился из патрулирования, промокший до костей, дрожащий от холода; затем в течение получаса или более он и Крайслер вполголоса договаривались о чем-то; потом он повис на телефоне и долго разговаривал с полковником Вильгельмом, и, наконец, пошел в роты на передний край. В пять тридцать, возвратившись на командный пункт, он сказал:

– Я собираюсь подремать минут десять. Если что-нибудь случится, разбудите меня. - Устроившись на складной койке Кейлора, он сразу же крепко уснул. Проснулся точно через десять минут, рывком сбросил ноги на пол и потребовал доложить, доставлены ли ручные гранаты.

Томясь ожиданием, вздыхая, стискивая и разжимая кулаки, Фелтнер наблюдал за командиром полка. Таким он, Фелтнер, быть никогда не смог бы. Никогда. Макфарлейн был подвижным, носился сломя голову и на всех кричал. Дэмон же вел себя совсем по-другому, как будто находился на учении, там, в Бейлиссе. Но здесь вовсе не Бейлисс, далеко не Бейлисс. Осталась какая-нибудь минута. До слуха донеслись звуки проходивших мимо блиндажа подразделений - приглушенный топот ног и звяканье снаряжения. Ни разговоров, ни смеха слышно не было.

– О чем думаешь, Рей? - спросил Дэмон, бросив на него странный взгляд: слегка грустный и одновременно насмешливый.

– Так, ни о чем, сэр. Просто жду.

– Да, ждать в жизни приходится часто и много, правда? Ничего. Еще несколько секунд, и волнениям конец. - В этот момент со стороны взлетно-посадочной полосы донеслось громыхание, как будто работали неисправные двигатели без глушителей, и сразу же началась стрельба, словно яростная дробь тысяч клепальных молотков, прерываемая гулкими, ритмичными взрывами, напоминавшими удары в большой барабан в духовом оркестре. Дэмон спокойно продолжал: - Ну вот, слышишь? Теперь и нам пора. - Поднявшись, он затянул пояс с патронташем, подхватил свою винтовку и вышел из блиндажа.

Фелтнер последовал за ним, на яркий, слепящий свет. После дождя земля стала вязкой, скользкой. Дэмон стоял в непринужденной позе, опершись рукой о ствол дерева и наблюдая, как зеленые фигуры в гладких и темных на фоне сочной листвы касках продвигаются среди кустов вперед. Дэмон сказал ему что-то, но он едва расслышал его, негодуя на усиливающийся с каждой минутой оглушительный гул стрельбы. Он научился различать эти звуки: отрывистый лай винтовок М-1, более сухие и высокие хлопки винтовок «арисака», густое стрекотание пулеметов, надсадный кашель ручных гранат; он мог бы выделить каждый из них, но собранные вместе эти звуки подавляли его. Сколько-нибудь логическое мышление в такой какофонии невозможно. Стрельба усилилась, звуки отдельных выстрелов слились в сплошной гул, теперь ко всему прочему прибавился огонь японских пулеметов «намбу», истерический, стрекочущий звук стрельбы которых давил Фелтнеру на барабанные перепонки. Невольно ему вспомнился Боретц в первый день высадки, лежащий на земле, бьющийся в судорогах. Катаясь по земле, он издавал резкие, душераздирающие крики. Содрогаясь, Фелтнер прогнал эту картину из головы. Его зрачки сузились от непрекращающегося грохота. Он должен сохранить голову ясной, должен…

– Они почти не продвигаются, - сосредоточенно произнес Дэмон.

Действительно, солдаты застряли в грязи. Не видно ни одной каски. Наверное, повторяется то, что неоднократно происходило раньше. Тяготы прошедших шести недель оказались сильнее их мужества. На стороне японцев все преимущества: неограниченное количество боеприпасов, господствующие высоты, сотня хорошо укрепленных и защищенных позиций, наконец, их просто невозможно увидеть…! - Пошли, - приказал Дэмон.

Озадаченный, Фелтнер осмотрелся вокруг.

– Сэр?

– Уж не думаешь ли ты, что мы будем торчать здесь до бесконечности? - Лицо Дэмона сразу посуровело, нахмурилось: перед Фелтнером стоял помолодевший, властный человек. - Пошли, пошли. Подойдем поближе к ним, и на этот раз заработаем свое жалованье.

Слегка наклонив голову, держа винтовку в правой руке, полковник энергичным шагом пошел вперед. Сняв автомат с плеча, Фелтнер окликнул Уоттса и Эверилла и поспешил за Дэмоном под огонь японских пулеметов, лающих теперь, как казалось, гораздо громче. Мокрая трава и листья хлестали по крагам, головокружение усилилось, глаза резало - любой взгляд в сторону вызывал вспышки боли. Как далеко намеревается пройти Дэмон? Что они будут там делать? Если солдаты прижаты к земле…

К ним бежал солдат - с непокрытой головой, обезумевшим взглядом, одна рука поднята вверх. Фелтнер смутно припоминал его, но никак не мог вспомнить фамилию. «О господи, - подумал он. - Надо же случиться такому именно в этот момент! Сейчас полковник вытрясет из него душу, а потом и из меня, и из всех, кто окажется поблизости. Хорошо хоть, солдат не бросил винтовку, это уже лучше…»

Однако Дэмон лишь улыбнулся.

– Что случилось, сынок? - бодро спросил он.

Солдат («Филлипс! Вот как его фамилия, Филлипс: хорошо, хоть это вспомнил!») остановился в смятении, едва переводя дух. С очумелым видом он махнул свободной рукой назад.

– Японцы! - заорал он, стараясь перекричать грохот. - Там тысячи японцев…

– Ты уверен в этом? - Дэмон приблизился к Филлипсу и остановился перед ним в ожидании ответа.

– …Они атакуют… по всему фронту… Нужны подкрепления, мы не сможем остановить их…

– Так уж и не сможете! Мне что-то не верится… Полковник говорил таким спокойным тоном, в его голосе было столько равновесия между насмешкой и как бы случайным, само собой разумеющимся возражением, что Филлипс разинул рот, а на лице его появилась глупая улыбка. Казалось, он только теперь заметил высокое звание Дэмона.

– …Иисус Христос! - Филлипс разразился лихорадочным смехом. От паники не осталось и следа, он почувствовал себя опустошенным, слегка обиженным. - Я же говорю вам, полковник, их там целая туча…

– Ну что ж, давай пойдем посмотрим, - сказал Дэмон. В его голосе прозвучали властные нотки. - Пошли. - Полковник решительно двинулся вперед. Филлипс начал было говорить что-то еще, но, поймав осуждающий взгляд Фелтнера, прикусил язык.

– Филлипс, - резко оборвал его Фелтнер, - ну-ка возьми себя в руки. Прекрати болтать.

– Есть, сэр. - Филлипс резко повернулся кругом и, пристроившись рядом, постарался даже идти в ногу, что вызвало у Фелтнера раздражение, сначала его охватило жгучее желание накричать на этого рядового, пригрозить ему самыми строгими взысканиями, затем не менее сильное желание расхохотаться. Кожа на лице Фелтнера вся как бы натянулась, саднила, будто по ней хлестнули ядовитым плющом, дышать стало очень тяжело. Трудно было идти вот так, как сейчас, навстречу сухому неистовому треску пулеметов, когда в листве над твоей головой свистят и жужжат пули.

– Полковник… - тревожно произнес он.

– Да? - отозвался Дэмон, повернувшись.

– Не лучше ли вам снять этих орлов? ⁶⁸ Дэмон покачал головой.

– Ребята еще не знают меня, по крайней мере, большинство из них.

– Генерал Уэстерфелдт строго приказал…

– Я знаю. Но так лучше…

– Господи! - пробормотал Фелтнер. Он споткнулся о корень и едва не упал на колени. Японские пулеметы вели огонь теперь короткими очередями, как будто яростно бранились сотни и сотни сварливых старух. Вокруг них то здесь, то там продолжали падать срезанные пулями листья. Казалось, они идут как во сне, в кошмарном сне. Все это закончится бедой. Финал будет печальным. Если они будут идти и идти вперед, вот так, как сейчас, но неподвижной маслянистой воде, если, несмотря ни на что, продолжать идти…

Они вышли уже на рубеж, где залегли атакующие взводы. Фелтнер увидел солдат, припавших к земле под кустами, за стволами поваленных деревьев, в заполненных водой ямах. Увидев их, он испугался еще больше; ему было стыдно, он злился и чувствовал себя глупо. Однажды зимой, когда ему было лет девять-десять, он, осторожно балансируя, шел по узкой кирпичной стене, а одноклассники начали швырять в него снежками и насмехаться над ним. Сейчас он ощущал, как в нем нарастает такой же страх и чувство, что его предали, отчаянное желание прижаться к земле, убраться отсюда, покончить со всем этим.

– А ну, ребята, вперед! - обратился Дэмон к солдатам своим уверенным, спокойным, призывным тоном, который, казалось, превращал передвижение под огнем вот так, выпрямившись, одновременно в самое пустяковое дело и в серьезнейшее обязательство солдата перед солдатом. «Как это у нею получается?» - подумал Фелтнер. - Только вон до того небольшого бугра, - продолжал Дэмон. - Мы должны добраться туда, от нас ждут этого сегодня. От всех нас. Пойми…

Косые взгляды из-под касок - множество взглядов: возмущенных, удивленных, недоверчивых. Звонкий мальчишеский голос:

– Кто еще там?

Не обратив никакого внимания на выкрик, Дэмон энергично шагал от одной группы солдат к другой и все тем же гипнотическим тоном призывал:

– Пошли, пошли, ребята! Нам нельзя задерживаться здесь, чтобы позволить японцам скосить всех. Вы же понимаете…

Неожиданно в опасной близости застрекотал пулемет; трассы его очередей тянулись как толстые оранжевые провода, прожигая себе путь в кустах в десяти футах от них. В следующий момент Фелтнер понял, что лежит на земле, хватает ее руками и дышит сквозь зубы; как это все произошло, он не помнил. Прямо над его головой пролетела рикошетная пуля, прозвенев, словно оборвавшаяся скрипичная струна. Он поднял голову и увидел, что Дэмон по-прежнему на ногах и все с тем же невозмутимым спокойствием разговаривает с солдатами. Мимо его лица, не далее чем в трех футах, пронесся отскочивший от ствола пальмы кусок коры, похожий на сморщенную слоновью кожу. Полковник улыбнулся и отклонил голову резким движением, какое Фелтнер подмечал у своего отца, когда тот разговаривал с рабочими на фабрике в Трентоне.

– Вы только подумайте, - продолжал между тем Дэмон. - Ну и стрелки! Не могли подстрелить меля ни в Китае, ни на Лусоне; и здесь, черт бы их побрал, тоже не умеют стрелять… - он оперся руками о бедра и наклонился к двум солдатам. - Ну так как, пойдем, ребята? Что скажете? Только до этой горки. Ну, кто со мной?

И, будто эта близко пролетевшая пуля подтолкнула его, худой бледный солдат поднялся на ноги, за ним еще двое, один из них - сержант по фамилии Принс - повернулся и, размахивая рукой, начал призывать других, и они поднимались; вот уже около десятка солдат, размахивая винтовками, бросились вперед. Они поднялись. Они пошли в атаку.

– Вот так, правильно! - одобрительно кричал Дэмон, взмахивая рукой, словно подгоняющий свою упряжку кучер почтовой кареты. - Правильно! Так, так! Теперь заходите с фланга, быстрей!… - И затем свирепо: - Вперед! Взять их!

Один солдат упал, раздался душераздирающий вопль, но остальные, не обратив на него никакого внимания, продолжали бежать вперед, бросались на землю, вновь вскакивали, мчались как лавина к захлебывающимся от непрерывной стрельбы пулеметам.

Дэмон свернул влево и теперь прокладывал себе дорогу сквозь запутанную гущу лиан и растений, напоминающих спрутов, сквозь заросли изуродованных банановых деревьев.

– Теперь, Рей, я должен проверить, как дела у Крауса. Далеко ли до тропы, не знаешь? Интересно, нельзя ли выйти прямо на…

Раздался резкий звук выстрела из винтовки и шлепок, будто ладонью хлопнули по бедру. Арчимбо, ординарец полковника, пробормотал что-то и начал оседать наземь, нехотя, как во сне, опускаться на колени. Кто-то крикнул:

– Ложись! Ложись!

Снова просвистела пуля, потом глухой щелчок и хлопок выстрела. Фелтнер опять упал на живот под небольшой куст, под свисавшие с него крупные овальные листья. Он не имел представления, где в этот момент находится Дэмон, не видел ни Арчимбо, ни Уоттса. Снова выстрел из винтовки, и пуля впилась в землю рядом с его головой. Фелтнер судорожно глотнул воздух и отдернул руку от головы вниз, будто ее обожгло огнем. Еще ниже. Пули впивались в землю там, откуда он убирал руку.

Он украдкой, стараясь не выдать себя, посмотрел наверх сквозь качающиеся ветви. Ничего не видно. Его сердце билось так, как будто хотело выскочить, а тело вздрагивало от каждого нового удара. Где-то позади не то говорил, не то стонал Арчимбо. Но почему же ничего не видно? Подавляя страх, Фелтнер продолжал старательно, до боли в глазах, всматриваться в листву. Еще один глухой удар впившейся в землю пули, и он увидел - или ему показалось, что увидел, - едва заметные признаки шевеления в густой чаще зелени, наверху. Фелтнер вскочил на колено, поднял свой пистолет-пулемет «томпсона» и дал из него очередь. Резкие пневматические выхлопы почти оглушили его, но в то же время страх как рукой сняло. Он почувствовал прилив энергии, бодрость, воодушевление. Невероятно, но грубая потрясающая сила автоматной очереди как бы превратила его в составную часть оружия, скорее в его слугу, чем хозяина. Он вскочил на ноги, метнулся на несколько ярдов вправо, укрылся за деревом и дал еще одну очередь вверх, в гущу зелени. Наступила тишина. Ни малейшего шороха. Ему хотелось оглянуться, посмотреть, где находится Дэмон, но он не осмеливался отвести взгляд от того места наверху, которое держал под прицелом автомата.

Его слух уловил звук легких шелестящих шагов, настолько легких, что казалось, кто-то приближается по воздуху. Звуки не становились громче, но он не испытывал теперь ни малейшего страха. Подняв автомат, Фелтнер замер в ожидании; едва слышные звуки шагов продолжали доноситься… Теперь они замедлились… Шаги ли это? Да ведь это звуки падающих капель!

Спереди него качнулась ветка. На ее широких, лопатообразных листьях, склонявшихся под ударами капель, виднелись бесформенные ярко-красные пятна. Кровь. Она стекала с листьев длинными клейкими струйками и капля за каплей падала вниз. Оцепеневший Фелтнер смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Она была такой неправдоподобно багряной и лоснящейся. Где-то, в самой гуще наверху, медленно качнулась скрытая листвой ветка.

Фелтнер перевел взгляд вниз. В нескольких футах от него стоял Дэмон.

– Отличная работа, Рей!

Так ли? Может быть, и так. Фелтнер не знал. Он опустил автомат. Он убил человека. Тем не менее у него не было никаких ощущений, каких можно было бы ожидать: он не чувствовал ни раскаяния, ни ликующего торжества, ни ужаса; он испытывал лишь раздражение и гнев, как будто его слишком уж долго и придирчиво подвергали испытанию. Слева от них возобновилась яростная ружейная пальба, трассирующие пули, словно ножницы, срезали запутанные ветви. «Расточительство, - подумал Фелтнер, - невероятное расточительство материалов в этой войне. Одних пуль сколько…» Нелепость этой мысли поразила его. Он поднялся на ноги. Дэмон уже склонился над Арчимбо, перевернул его на спину.

– В грудь, - сказал он. - Надо позвать санитаров.

– Слушаюсь, - ответил оцепеневший Фелтнер. Он видел, как Арчимбо медленно, точно сонный младенец, открывает и закрывает глаза; он и нахмурился-то как ребенок: казалось, он не испытывает ни страха, ни боли. Его губы медленно шевелились. Фелтнер наклонился к нему.

– Вы… попали в него, капитан?

– Да, попал, Арчи, - ответил Фелтнер. - Расплатился с ним сполна. Не волнуйся, мы вынесем тебя отсюда.

Они отыскали двух санитаров для Арчимбо и направились в первый батальон. Дела здесь обстояли не лучше. Им пришлось преодолеть вброд болото, покрытое темной стоячей водой; на поднятых ими волнах плавно раскачивалось несколько трупов, лежащих лицом вниз. Дальше был небольшой подъем, на котором они залегли и наблюдали, как Том Херд и какой-то сержант подползли к бункеру на десять футов и там их обоих убило наповал. Но японские пулеметчики продолжали поливать их огнем, в тела этих смельчаков долго вздрагивали от впивавшихся в них пуль.

– Сволочи! - пробормотал, дрожа от ярости, едва сдерживая слезы, Фелтнер. В эту минуту он возненавидел всех японцев на всю жизнь, ненавистью более черной, чем болотная жижа. - Грязные, кровожадные сволочи…

Когда они возвратились на командный пункт, их ждали плохие вести. Подполковник Крайслер, участвовавший в атаке с третьим батальоном, дошел до холма, но там их остановили. Четыреста шестьдесят восьмой полк продвинулся до взлетно-посадочной полосы и теперь отражал мощную контратаку японцев. Второй батальон потерял связь с восьмой ротой.

Позднее, сидя в вонючем блиндаже и закусывая из консервной банки свининой с яичным желтком, Фелтнер бросил взгляд на часы и с изумлением увидел, что уже почти половина третьего. Как быстро пролетело время! Голова раскалывалась от боли, живот раздулся как бочка; он чувствовал себя несчастным, подавленным жестокостью, силой и мастерством противника, у которого на руках были все козыри и который так хорошо знал, когда надо ходить с них.

– Положение более чем неутешительное, полковник, - заметил он, обращаясь к Дэмону.

– Еще не все закончилось.

– Если мы не сможем довести наступление до конца, если не прорвемся к берегу в ходе этого…

– Тогда попытаемся где-нибудь в другом месте.

– Но мы ведь даже не наносим никаких потерь противнику.

– Японцы как раз и добиваются того, чтобы мы так думали, - Дэмон облизнул губы. - Они уносят своих убитых в тыл. Разве ты не заметил крови на винтовках?

– Да, но наши потери… Если они возрастут еще больше…

– Тихо, тихо! - Дэмон окинул блиндаж беспокойным взглядом, хотя поблизости, за исключением сидевшего в углу телефониста Эверилла, никого не было. - Спокойствие, - продолжал он, жуя консервы и улыбаясь своей печальной улыбкой. - Чем выше звание, тем спокойнее ты должен быть. Нужно внушать уверенность другим. - Он снова улыбнулся, теперь уже веселее. - Даже когда сам ты не очень-то уверен. Я бывал в безвыходных положениях и терял всякую надежду на то, что хоть один из нас останется жив. Но мы находили выход. - Он вытер губы большим красным платком. - Каждый человек, - продолжал он, - почти каждый испытывает страх. Страх порождает тревогу и озабоченность, а тревога и озабоченность порождают пессимизм. По-иному не бывает. Нужно подавлять страх в самом зародыше. Это твоя профессия - быть олицетворением уверенности, спокойствия, оптимизма.

Фелтнер бросил на него удивленный взгляд.

– Тогда… Тогда довольно часто придется прибегать ко лжи, правда ведь?

– Да. Если хочешь, придется. Но так мы поступаем всю жизнь. Ты ведь не раскрываешь всему свету свои сокровенные мысли, правда? Дома ты, вероятно, никогда не рассказывал жене о каждой мысли, об эмоции или искушении, возникавших у тебя хотя бы в течение какого-нибудь воскресного дня. Я, например, не делал этого… Конечно, ты, наверное, считаешь это полнейшим абсурдом. Но война - сама по себе абсурд, Рей. Война бесчестна, жестока и порочна во всех ее формах. Тем не менее мы вот сидим здесь, на этой забытой богом земле, от нас ожидают решений, и две тысячи молодых ребят смотрят на нас, ожидая помощи, какого-то плана, какого-то маневра, чуда, наконец, которые вызволят их из этого страшного ада и позволят им отправиться обратно по домам…

Откуда-то слева, из-за холма, донеслись глухие взрывы.

– Это минометы, - уверенно сказал полковник. - Бой - это все равно что лесной пожар, Рей. Сильный, бушующий, не поддающийся контролю лесной пожар. И вот ты пытаешься погасить его, такую задачу ставят перед тобой. Ты получаешь людей для этой работы, заставляешь их идти вперед, несмотря на жару и искры, прививаешь к борьбе с огнем; затем ты направляешься в другое место, чтобы проверить, как дела там, и воодушевляешь других люден. Ты стараешься поспеть всюду, куда только можешь, ты ободряешь, учишь, умоляешь. Да-да, умоляешь и угрожаешь, если необходимо. В то же время ты стараешься как бы перехитрить огонь, вложить в борьбу с ним все свои знания и опыт. И что важнее всего, ты никогда не позволяешь никому заметить, что испытываешь больше страха и сомнений, чем самый последний рядовой. В этом и заключается твоя работа. - Дэмон снова улыбнулся. - Это все, что от тебя требуется.

– Полковник! Вас просит «Росомаха», - доложил Эверилл. Полковник подскочил к телефону прежде, чем Фелтнер успел

поставить небольшую зеленую консервную банку из пайка.

– Бен? Сэм… Да. Крупными силами? Хорошо. Хорошо…

Заглядывая через плечо Дэмона, Фелтнер видел, как тот отчеркнул ногтем короткую дугу у подножия холма, расположенного чуть ниже копровой плантации.

– …Хорошо. Держись, Бен, держись, дружище. Я пришлю тебе что-нибудь. Бог знает где и как, но я добуду для тебя что-нибудь…