"Однажды орел…" - читать интересную книгу автора (Майрер Энтон)

ГЛАВА 4

– Это было гениально! - воскликнул Бен Крайслер. Сверкнув глазами, он возбужденно взъерошил свои коротко подстриженные черные волосы. - Демонстрация потрясающей гениальности, правда ведь, Сэм?

– Что? Что гениально? - спросила Мардж.

– Расскажи ты, Сэм.

Дэмон улыбнулся: было совершенно очевидно, что Бену до смерти хотелось рассказать историю самому.

– Нет, нет, давай рассказывай ты, Бен.

– Ну ладно. - Бен осушил стакан и повернулся лицом к своей жене и Томми. - Всю эту историю начал Свонсон, вы знаете, какой он, этот Свонни… Он учился полгода в Аллигэйтор-Бенд-Эггис или еще где-то, но курса так и не закончил. Когда ои начинает говорить, создается впечатление, что он намерен переработать весь существующий словарный запас…

– Он изумительно танцует, - перебила его Томми, - и вам двум увальням далеко до него.

Озадаченный этим неожиданным вмешательством, часто моргая, Бен уныло заметил:

– Не так уж мы плохи, как вы думаете… Женщины переглянулись и весело засмеялись.

– Конечно же нет, - подбодрила его Томми, - вы оба прямо-таки только что из замка Вернон. Продолжайте, продолжайте.

– Ну так вот, Свонсон встал и после пятнадцатиминутного невнятного бормотания, покашливаний и откашливаний, после целой серии «м-м», «м-да», «гм» и тому подобного, вытянул и без того длинное лицо и наконец проговорил: «С вашего разрешения, полковник, по-моему, вопрос слишком сложен, чтобы разобраться в нем в отведенное время». Это не дословно, конечно, но он сказал какую-то чепуху в этом роде. Полковник Маршалл пристально посмотрел на него этаким пронизывающим взглядом - ты же знаешь, Сэм, его взгляд - и спросил: «В самом деле, Свонсон, вы считаете это невозможным?» «Да, сэр, - ответил тот, - я действительно считаю так». «Капитан, - продолжал Маршалл решительно, - нет такого военного предмета или вопроса, который нельзя было бы осветить с достаточной полнотой в течение пяти минут, не говоря уже о двадцати минутах. Для этого необходимо просто уметь сжато излагать и, разумеется, знать, что в данном случае важно и существенно, а что имеет второстепенное значение».

Свонсон глупо ухмыльнулся, в задней части аудитории кто-то оживленно задвигал по полу ногами. Полковник, который все это заметил, продолжал, сверкнув глазами: «Как я понимаю, среди вас есть скептики. Хорошо. Я сейчас продемонстрирую вам, как за пять минут можно успешно осветить любой вопрос, независимо от объема и сложности такового. Назовите мне тему, по которой следует высказаться, капитан». Старина Свонни заморгал глазами. «Любую тему, полковник?» - спросил он с ноткой сомнения. «Любую», - ответил Маршалл. Свонни подумал несколько секунд и выпалил: «Гражданская война, сэр». Весь класс громко захохотал. «Отлично», - сказал полковник, улыбаясь. Он кивнул Сэму и добавил: «Дэмон, проследите, пожалуйста, за временем». Сэм уставился на свои часы, как будто мы приготовились прыгать с горы Моифокон, и громко крикнул: «Начали!» Бен хлопнул руками по бриджам:

– И что вы думаете, Маршалл рассказал! Он рассказал обо всем самом главном: о первых победах южан, о неспособности командующего и низкой дисциплине в армии на реке Потомак, о стратегии Гранта и Шермана в районе Шило и Миссисипи, о переломных моментах под Виксбергом и Геттисбергом, о прорыве в штаты Джорджия, Северная и Южная Каролина, об угрозе окружения армии Ли в штате Виргиния. Я уже забыл половину из того, о чем он еще говорил. Закончив рассказ, полковник повернулся к Дэмону и спросил: «Время?» Сэм ответил: «Четыре минуты, пятьдесят две секунды, полковник».

– Поразительно, - заметила Мардж Крайслер, сморщив нос. Это была полная светловолосая женщина из Меномини в штате Висконсин - города, в котором родился и вырос Бен Крайслер. Она вышла за Бена вскоре после того, как тот окончил весной 1918 года Вест-Пойнт. Простая и добродушная дочь фермера, она испытывала необыкновенное, почти суеверное уважение ко всему, что являлось результатом необыкновенных умственных способностей. - По-моему, это просто поразительно, когда человек способен держать в голове все эти факты, всю последовательность событий…

– Некоторые считают его чопорным и называют «крахмальная рубашка», - продолжал Бен. - Что ж, если он в самом деле «крахмальная рубашка», я не возражал бы быть точно таким же, как он. Между прочим, он совершенно безразличен к тому, что о нем говорят и как его называют.

– Я думаю, не так безразличен, как ты, Бенджи, - мягко заметила его жена, - иначе он не получил бы полковника.

– Маршалл - великий человек, - сказал Дэмон, отпивая из стакана. - Он намеревался перестроить всю нашу армию.

– Если его не похоронят до этого во Внешней Монголии, - заметила Томми.

– Похоронят? - удивилась Мардж. - Но почему это его должны похоронить?

– Политика, политика, дорогая Марджи. А как же, по-вашему, какой-нибудь солдат может стать начальником штаба армии? Это все та же война между Пейтоном Марчем и Першингом, только происходит она теперь уже во втором поколении. - Томми погасила сигарету, смяв ее в большой уродливой пепельнице из зеленого стекла. - Его оттеснит Макартур. Он глубоко ненавидит Маршалла.

– А откуда вы все это знаете, Томми?

– Мне сообщила об этом важная птица. В Вашингтоне сейчас идет борьба за власть. Макартур со своей постоянной звездой в первом ряду. А где вы пропадали все эти годы, что не знаете таких вещей?

В зоне Панамского канала, - печально ответила Мардж, и все засмеялись.

Собеседники сидели в квартире Крайслеров, расположенной вплотную к жилью семейства Дэмонов. Комнаты, в которых сейчас спали их дети, разделяла стена толщиной не более дюйма. Они только что отведали яичницу с гренками, приготовленную на горячем металлическом листе, который Томми держала в комоде, покрытом изношенной мексиканской шалью. Сегодня они побывали на гарнизонном танцевальном вечере, испытали все прелести этого форума, пили безвредный пунш, болтали с другими офицерами и их женами. Начальник гарнизона, к счастью, ушел рано, и они, получив возможность беспрепятственно добавлять в напиток спиртное, неистово и долго танцевали. И вот теперь они вернулись в свой домик на две семьи и коротали время, которое Томми в шутку называла «час правды без последствий». Мужчины сбросили свои рубашки, а женщины - туфли на каблуках. Бен вытащил откуда-то бутылку без этикетки, наполненную мутной жидкостью, которая пахла жжеными хвойными иглами. Он клялся и божился, что это чистейший джин. Медленно потягивая его, они весь вечер без всякой пели мило болтали о том, что приходило каждому в голову. Для Сэма это было самое лучшее время недели - он любил такие субботние вечера, любил сидеть, ни о чем не думая, прислушиваясь к тому, как оживленно обмениваются «любезностями» Томми и Бен.

– Папа знал Маршалла по службе на Паланмангао, когда они оба были всего младшими лейтенантами, - сказала Томми. - Помнится, он рассказывал интересную историю: Маршалл вел какое-то патрульное подразделение в джунглях, и они переходили реку вброд. Неожиданно рядом с ними послышался звучный всплеск и кто-то закричал: «Берегись! Полосатые крокодилы!» Солдаты в панике бросились назад; обезумев от страха, они свалили Маршалла, который пытался остановить их, и буквально втоптали его в грязь. Он встал, выбрался на берег, построил солдат, скомандовал им: «На плечо!» - и направил строевым шагом через реку. На другом берегу он произвел осмотр оружия и повел патруль дальше. Солдаты так никогда и не услышали от него ни одного слова по поводу их трусливого бегства.

– Представляю себе, - сказал Бен сквозь смех. - Олимпийское спокойствие. Необыкновенная способность контролировать свои чувства. - Он потер пальцами свой большой нос. - Это любопытная проблема. Как в этом случае поступили бы вы, Сэм? - Я выскочил бы из воды футов на пять - десять впереди ближайшего ко мне солдата. Никакой крокодил не угнался бы за моими пятками.

– Трудно представить себе, правда?! - воскликнула Мардж, прищурив свои большие карие глаза. - Полковник Маршалл - всего-навсего второй лейтенант и весь измазан грязью!

– Так вот, девочки, - весело заметил Дэмон, - нам есть на что надеяться. Когда-нибудь и мы станем полковниками, будем командовать пехотной школой, учить всех мудрости и передавать свой опыт.

– Ничтожные шансы, - сказал неожиданно помрачневший Бен. - Скорее нам придется сидеть под дождем в джунглях на каком-нибудь Миндоро.

– О нет, не хочу больше тропиков, - запротестовала Мардж. - Неужели мы не можем хоть на какое-то время расстаться с джунглями? Честное слово, - повернулась она к Томми, - вы бы только посмотрели на наш дом там, в Гэйлларде. Он весь окутан ползучими растениями и колючками, веранда осела и развалилась, но стенам бегают ящерицы…

– О, я тоже насмотрелась на них, - сочувственно заметила Томми.

– А вы знаете, друзья, чего я жду с нетерпением? - вдруг спросил Бен. Его простоватое лицо исказилось иронической гримасой, выражающей обиду и возмущение. - Я жду того золотого дня, когда подросший Джои окончит Вест-Пойнт и мы оба в звании лейтенанта будем служить в одной и той же роте! Представляете, как это растрогает всех?

– Не унывай, друг, - подбодрил его Сэм. - Возьми меня, например. Может статься так, что мне всей моей жизни не хватит, чтобы дослужиться до звания, которое я имел в девятнадцатом.

– Вы оба хороши, вам нравится это, - возмущенно заметила Томми. - Оба неисправимые романтики, мазохисты. Вам дорога каждая минута службы, иначе вы давно бы отказались от этой идиотской игры…

Бен возбужденно почесал голову:

– А ты знаешь, Сэм, может быть, она и права? В самом деле, почему мы так привязались к армии?

Дэмон поставил стакан и улыбнулся. Бен положительно правился ему. Первым офицером-слушателем, которого он и Томми увидели, когда прибыли в пехотную школу, был именно Бен. Стоя в красной пыли на коленях, сопя и чертыхаясь, он пытался починить расшатанную детскую коляску с желтым плетеным кузовком. Дэмон и Бен пришли от неожиданной встречи в дикий восторг, оба восприняли этот случай как величайшее счастье. А когда они узнали к тому же, что будут жить в одном домике, Дэмон решил, что ему покровительствует сама судьба.

Томми вдоволь посмеялась тогда над Сэмом: «Ты думаешь так, потому что сидел и пил с ним за одним столиком в тот день, когда я разыграла тебя там, в Канне. Глупый, при чем здесь судьба? Армия - это все равно что Таймс-сквер: рано или поздно все в ней встречаются друг с другом снова и снова. Просто в канцелярии генерального адъютанта сидит этакий маленький бесноватый термит, который развлекается тем, что передвигает пешки с места на место для того, чтобы одурачить таких доверчивых людей, как ты…»

Тем не менее Дэмон заметил, что и Томми была рада такому случаю. С Беном были связаны приятные воспоминания, да и Мардж пришлась ей по душе. Все сложилось как нельзя кстати: мужчины, чтобы поддерживать себя в форме, вместе выбегали рано утром на зарядку, а свободное время часто проводили за шахматной доской; женщины ездили на машине Дэмона за покупками или вывозили на прогулку детей - их теперь было уже шестеро: двое у Дэмонов и четверо у Крайслеров. В глубине души Дэмон по-прежнему считал это не чем иным, как даром счастливой судьбы.

– Выпей еще глоток-другой, - предложил Бен, передавая бутылку Сэму. - Черт с ними, со всеми заботами и хлопотами.

– Нет, больше не надо, - покачал головой Сэм. - Мне рано вставать завтра.

– За каким дьяволом? На седьмой день недели даже сам господь бог забирается в спальный мешок.

– Он изучает немецкий, - презрительно заметила Томми. - Двадцать пять слов и один неправильный глагол в день. Zuvereingeschmashen haben worden sein. Боже, ну и язычок!

– Ты учишь немецкий, Сэм? - удивленно воскликнул Бен. - Ты уже знаешь несколько языков, зачем же тебе понадобился еще один?

– Он, видите ли, хочет быть готовым к любой неожиданности. Например, если его назначат военным атташе в Берлин, - продолжала Томми.

Крайслер покачал головой.

– Боже мой, - сказал он, - когда я окончу эту школу, то попаду в такое место на земле, где печатное слово и видеть не видели и слышать не слышали. Я поеду на остров Таити и обзаведусь там целым хороводом темнокожих девиц. И разумеется стану самым старым, самым посредственным лейтенантом во всей нашей пехоте. - Бен окинул сердитым взглядом маленькую комнатку с ее убогой мебелью; изъеденный молью диван со спинкой прикрытой ярко-желтой мексиканской шалью; поцарапанные дубовые стулья; низкий табурет из тикового дерева с торчащей перегородчатой эмалью лампой. - Вы только посмотрите на это жилище, - продолжал Бен. - Как мраморный зал. Как настоящая историческая развалина с разноцветными слоями. - Недовольные взгляды обеих женщин заставили его покаянно улыбнуться. - Знаю, знаю, дорогая, и закрываю свой дурацкий рот, - сказал он покорно и снова налил себе вина.

– Завтра ты будешь чувствовать себя очень скверно, - предостерегла его Мардж.

– Так давайте жить и веселиться сегодня. Правильно? К тому же завтра никогда не наступит.

Настроение Бена менялось с невероятной быстротой. В какой-то момент он был необыкновенно веселым, живым, полным стремительно возрастающего энтузиазма, а в следующий момент перед вами оказывался совсем иной человек - мрачный, суровый, встревоженный дурными предчувствиями, яростно проклинающий начальство и всех власть имущих. В действительности, как быстро заметил Дамой, он обладал живым воображением и огромным чувством справедливости, но все время пытался подменить их напускной задиристой сварливостью. Его имя было синонимично демонстративному неповиновению. В Гэйлларде у него вышла большая неприятность с батальонным командиром из-за плохого, по его мнению, медицинского обслуживания рядовых пуэрториканцев, а в офицерском клубе в Брэгге он крупно поспорил с одним капитаном из-за положения в армии негров, настолько крупно, что попросил капитана убраться ко всем чертям. Дело закончилось официальным разбирательством. От Бена потребовали принести извинения, но Бен их так и не принес.

– Ты прирожденный бунтовщик и смутьян, - бывало, говорила ему Мардж со смешанным чувством упрека и благоговейного страха, - всегда против чего-нибудь возражаешь.

– Только в девяти из десяти случаев, дорогая, - отвечал он, раздраженно улыбаясь. - В десятом случае я неизменно соглашаюсь.

Несмотря на все это, Бен был хорошим солдатом. В решении тактических задач, в тех случаях, когда преподаватели ожидали смелых неортодоксальных действий, он всегда бывал победителем. Он находил общий язык с солдатами, пользовался у них авторитетом, отлично знал оружие и эффективно использовал его. Существенный недостаток Бена состоял в том, что он глубоко ненавидел теорию и не любил книг; он окончил Вест-Пойнт своеобразным классным козлом отпущения, и теперь Дэмон взял его под свое покровительство: иногда поучал его, иногда успокаивал, заставлял остепениться.

– Слишком много вокруг гнилья и старья, - продолжал Бен, положив ноги на стол. - В Центральной Америке поступают совершенно правильно, Сэм. Через каждую пару лет они устраивают настоящую революцию, ставят в ряд этих застарелых шельмецов и расстреливают их, а потом начинают все заново с такими младшими офицерами, как ты и я. Перевернуть все вверх дном, перебить все к чертовой матери и начать заново полезно для любой страны: это предотвращает затвердевание мозгов.

Кто-то слабо постучал в дверь и неуверенно открыл ее. В неосвещенном дверном проеме появилась неясная фигура.

– Кто-нибудь дома? - спросил пришелец неприятным сиплым голосом.

Поворачиваясь в сторону двери, Дэмон услышал, как тяжело вздохнула Томми, как Бен пробормотал что-то невнятное. Дверь распахнулась еще больше, и все увидели, что это майор Бэтчелдер. Он вел курс службы тыла и материально-технического обеспечения. Это был низенький и толстый лысеющий человек с очень широким и таким дряблым носом, как будто он сделай из резины и раскрашен каким-то эксцентричным ребенком.

– Никого нет, мы только что уехали на греческие острова, - решительно ответил ему Бен. - Небольшая приятная прогулка, чтобы хоть на время избавиться от всяких полковников.

Несколько секунд майор Бэтчелдер стоял в нерешительности, слегка покачиваясь, затем неожиданно заморгал, уголки его рта вздернулись вверх.

– Мои слушатели, - молвил он наконец. - Мои счастливые беззаботные слушатели. Не возражаете, если я войду к вам?

– Вы уже вошли, Бэтч, - ответил ему Бен. Младшие офицеры встали, женщины всунули йоги в туфли. - Как поживают наши власть имущие богачи? - спросил Бен.

– Неустойчиво, в высшей степени неустойчиво. - Бэтчелдер достал серебряную фляжку, нижняя часть которой была плотно обтянута кожей, резко встряхнул ее и засунул обратно в набедренный карман. - Мюриель сердится на меня, - резко заявил он.

– Не вижу ничего, за что на вас можно было бы сердиться, - иронически заметил Бен.

– Больше того. Она ненавидит меня.

– Все они ненавидят, Бэтч, - продолжал Бен, снова садясь и беря свой стакан. - Такова уж миссия женщин. Наша работа - вваливаться к подчиненным и делать все наиглупейшим образом, а их - ненавидеть нас за это.

– Бен, - взмолилась Мардж, - ты не отдаешь отчета своим словам…

– Я говорю то, что думаю. Почему же вдруг я не отдаю отчета? - Неожиданное вторжение Бэтчелдера привело Бена в ярость. Ему очень хотелось выгнать его в шею, но поступить так со своим преподавателем было бы непростительно. Бен вопросительно посмотрел на Дэмона и Томми. - Я нахожусь в самом здравом рассудке, как и положено в раннее воскресное утро…

– О, не может быть. - успокоительно сказала Мардж, - я уверена, что о ненависти не может быть и речи, майор.

– Называйте меня Клэренс. Наступило неловкое молчание.

– Проходите, пожалуйста, и садитесь, сэр, - продолжала Мардж. - Вам налить выпить? Боюсь, что лучшего, чем вот это, у нас не найдется.

– Это вполне устроит меня, - с готовностью ответил майор. - Дело в том, что в настоящее время я некоторым образом на мели. - Взяв бутылку и принесенный Мардж стакан, он наполнил его более чем наполовину джином и жадно отпил несколько глотков. - Где еще может произойти такое? - добродушно пробормотал он, поправив указательным пальцем свои усы. - Где еще, как ни в этой маленькой счастливой семье?! В этом дружном братском кругу!

– Больше нигде, - сухо ответил Бен, наклоняясь вперед. В его глазах вспыхнули гневные искорки. - Ничего подобного не может произойти ни в какой семье во всем мире. Вы понимаете, что это значит, приятель?

– Бен… - тихо попытался сказать что-то Дэмон, но мысли майора Бэтчелдера снова переключились на Мюриель, высокую строгую женщину - истинную дочь Американской революции, обладательницу серебряного чайного сервиза, стоящего, как говорят, две тысячи долларов.

– …Если бы у нас были дети… - грустно продолжал Бэтчелдер.

– Я уверена, что они были бы на вашей стороне, Клэренс, - заметила Томми.

Лицо Бэтчелдера изменилось: обостренная восприимчивость алкоголика помогла ему заметить нотку сарказма, скрытую за обаятельной улыбкой Томми. Он опустил глаза и кашлянул в ладонь.

– Я знаю. Мне не хватает честолюбия, - пробормотал он. - Мюриель говорит, что я не воспринимаю жизнь, как бег с препятствиями, какой она в действительности является. По ее мнению, я пытаюсь обходить препятствия вместо того, чтобы смело преодолевать их. Ее отец был кавалеристом, вы знаете. Если бы меня не назначили в эту школу в форту Райли, я никогда и не узнал бы ее… - Он уставился на грязноватый фибровый потолок таким испуганным взглядом, как будто эта мысль никогда раньше не приходила ему в голову.

– По-моему, вы наверняка были бы хорошим отцом, - импульсивно заметила Мардж.

Лицо Бэтчелдера слегка дрогнуло, он поднял руку и навел указательный палец на Мардж.

– Вы как раз та женщина, на которой мне нужно было бы жениться, - заявил он.

– О, вам следовало бы подумать об этом раньше, Клэренс, - заметила Томми мелодичным голосом.

– Как сказал старина генерал Форест… - начал Бен и, на секунду прикусив нервным движением губы, продолжал: - Надо было не зевать и вовремя брать быка за рога.

Бэтчелдер неодобрительно нахмурился:

– Сказано очень грубо, Крайслер.

– Таков уж у меня характер, майор.

Дэмон сидел, засунув руки в карманы, и с тревогой прислушивался к принимавшему напряженный характер разговору. Ни для кого из присутствующих не являлось секретом, что Бэтчелдер некоторое время был влюблен в Мардж. Они довольно часто подшучивали над ней в связи с этим. Но за многие прошедшие недели он лишь второй раз позволил себе ввалиться к ним так поздно, сидеть и пить их вино и мечтательно посматривать на предмет своего обожания - жену лейтенанта Крайслера. Введенный в заблуждение самовнушенными представлениями о сходстве их вкусов, взаимопонимании и согласии, он был готов еще долго сидеть здесь и, если они не намекнут ему, не давать им спать до рассвета. Трогательнейшая скучища. Принятое в армии уважение старших требовало от них разыгрывать из себя любезных хозяев. Однако настоящий случай вряд ли подпадал под категорию, предусмотренную военным этикетом. Не лучше ли положить конец этому разговору и по возможности сдержать нарастающий гнев вспыльчивого Бена? За тонкой перегородкой во сне набормотал кто-то из детей Крайслеров, кажется, это был Джон. Дэмон озабоченно поднялся на ноги, зевнул и, обращаясь к Томми, сказал:

– По-моему, нас зовет Джон, дорогая.

– О, неужели? - Томми поняла его намек и быстро встала. - Надеюсь, вы извините нас, майор, нам необходимо взглянуть на своих детей.

– Конечно, конечно. - Воспитанник Вест-Пойнта учтиво поднялся и манерно поклонился. - К тому же, кажется, уже поздновато.

– Какой там поздно, приятель, - медленно проговорил Бен, - всего-навсего без четверти два!…

– Разрешите мне отвезти вас домой, майор? - поспешно вмешался Дэмон.

– Э-э, нет, спасибо. - Бэтчелдер кашлянул. - Дело в том, что я попал в неприятное положение… Не будете ли вы любезны оказать мне помощь, друзья?

– А что, собственно, случилось?

– Да моя старая телега… Застряла и не желает сдвинуться с места. Это произошло вон там, за домами… Я начал поворачивать, а она остановилась как вкопанная.

– Лопнул ремень вентилятора?

– Да я не знаю, что произошло с ней. Что-то заскрежетало, машина наклонилась набок и остановилась.

Бен бросил на Дэмона раздраженный взгляд, но тот не обратил на него внимания.

– Пойдемте посмотрим, - предложил он.

Облака затянули все небо, на улице было совершенно темно, воздух холодный и влажный. Трое мужчин неуверенно пробирались позади домов по неровной земле, освещаемой прихваченным Сэмом карманным фонариком.

– Где же она? Черт бы ее побрал! - медленно бормотал Бэтчелдер. - Я ехал около… Э-э! Вот она!

Слабый желтоватый луч фонарика осветил похожий на старомодный фаэтон верх резко наклонившегося набок автомобиля. Футах в пятнадцати от садовых участков проходила дренажная канава; левые колеса майорского «хапмобайла» прочно сидели в ней.

– Как же вы угодили туда? - поинтересовался Бен.

– Гм… Наверное, я нерасчетливо повернул…

– Да уж это точно… Нерасчетливо…

Дэмон опустился на колени и, опершись руками о землю, заглянул под машину. Коробка передач зацепилась за валун, наполовину вросший в землю.

– Машина сидит на валуне, - сказал он Бену. - Придется спихнуть ее, она осядет еще фута на два на левые колеса, но это не имеет значения. Если спихнуть ее с этого валуна, то из канавы можно будет вытянуть с помощью моего «ля-саля».

– Но она сильно накренилась, Сэм.

– Ну и что ж, до опрокидывания еще далеко.

– Я не могу явиться домой без машины, - доверительным шепотом заявил им Бэтчелдер. - Жена ни за что не простит мне этого, вы знаете. Уж если она взяла надо мной верх, то хоть сдохни, а она останется наверху.

Дэмон вложил в руку майора фонарик:

– Держите его вот так. Хорошо, майор? Возьмитесь покрепче вот за эту ручку и светите нам.

Ухватившись за передний бампер, Дэмон и Бен начали раскачивать машину, в то время как майор, оживленно бегая вокруг, подбадривал их своими советами. При второй попытке Дэмон почувствовал, что шасси начало смещаться, но, к своему ужасу, увидел, что верхняя часть туловища Бэтчелдера, который теперь растянулся на земле, находится под машиной. Дэмон предостерегающе крикнул, машина начала скользить вниз - удержать ее было уже невозможно. Коробка передач соскочила с валуна, и машина тяжело осела на колеса в канаве. Дэмон бросился к левому борту, сильно наклонившемуся в яму, и громко крикнул:

– Майор! Бэтчелдер молчал.

– Боже, - испуганно пробормотал Дэмон, - боже мой… Луч фонарика под колесами не шевелился.

– Майор! - еще раз крикнул Дэмон.

– Теперь она встала на колеса! - послышался радостный голос Бэтчелдера. - Вы сдвинули ее.

– Вас не придавило? - озабоченно спросил Дэмон.

– Кажется… Кажется, я не могу сдвинуть руку.

Дэмон нагнулся и, выхватив фонарь, осветил им руку майора. Манжета его рукава была придавлена к земле колесом.

– Ну и болван! - презрительно заметил Бен. - Неужели нельзя было сообразить, что под машину лезть опасно?

Они слегка приподняли колесо, освободили руку майора, и тог с трудом, несколько раз ударившись головой о крыло, поднялся на ноги.

– Тяжело было сдвинуть ее, да? - спросил он как ни в чем не бывало.

– Почему бы вам не пойти куда-нибудь и хорошенько не проспаться? - гневно спросил его Бен.

– Вы несправедливы ко мне, дорогой…

– Майор, - перебил его глубоко вздохнувший Дэмон, - сходите, пожалуйста, в дом и принесите еще одни фонарь. Нам понадобится два фонаря. Попросите миссис Дэмон дать вам большой переносной фонарь.

– Хорошо. - Бэтчелдер повернулся, как заведенный оловянный солдатик, и направился к дому, что-то напевая себе под нос.

– Господи, до беды было совсем недалеко, - пробормотал Дэмон.

– Да, под колесом могла бы оказаться и его голова, - согласился Бен.

Дэмон направился к своему «ля-салю», завел его с третьей попытки, затем осторожно подрулил задом к канаве. Достав на багажника буксирный трос, он крепко привязал его к обеим машинам, а Бен завел двигатель «хапмобайла». Раздался оглушительный рев.

– Как только почувствуешь, что она начала двигаться, Бен, включай первую скорость и медленно выруливай, ладно?

– О'кей.

При двух работающих на полную мощность двигателях «хапмобайл» качнулся, задрожал и без особого труда выбрался из канавы. Дэмон отцепил буксирный трос и поставил свой «ля-саль» на место. Несмотря на усталость, он чувствовал себя бодрым, возбужденным. Это необыкновенное приключение развеселило его, он был доволен и безотказностью своей старенькой машины.

– Как видишь, Бен, мой кабриолет еще достаточно силен. А куда же пропал этот подвыпивший чудак?

– Наверное, пошел в сортир и провалился там.

– Вряд ли, бог бережет всех дураков, пьяниц и старших офицеров.

Пока Бен отвязывал буксирный трос от «хапмобайла», Дэмон направился к дому. Поднимаясь по ступенькам задней веранды, он услышал голоса Бэтчелдера и Мардж; что-то упало на пол, послышались глухие звуки борьбы. Дэмон прошел через кухню квартиры Крайслеров и остановился, онемев от удивления: стоя на коленях, майор прижимал Мардж к углу кушетки, охватив ее руками и пытаясь поцеловать; сопротивляясь в меру своих сил, Мардж негромко умоляла:

– Клэренс, ну пожалуйста… майор, ради бога, не надо…

– Мардж, дорогая, - бормотал Бэтчелдер, возбужденно обнимая женщину, - я совсем одинокий человек… поймите же, я так одинок…

– Нет, нет, Клэренс, ну пожалуйста… Вы…

– Все эти месяцы я мечтал о вас, Мардж… - продолжал Бэтчелдер. Когда он пытался поцеловать Мардж в шею, его голова моталась из стороны в сторону, как у подавившегося цыпленка. Повернувшись на звук шагов, Мардж увидела Дэмона; в ее взгляде Дэмон не разглядел ни страха, ни желания: она просто мучительно страдала. Когда мужчины ушли, она переоделась в халат, и сейчас под его приподнятой полой были видны ее бедра; одна бретелька лифчика была оборвана, локон растрепавшихся волос свисал на лоб, щеки залил румянец. Она выглядела растрепанной, соблазнительной, и майор, совершенно очевидно, был возбужден.

Дэмон подошел к нему сзади и похлопал по плечу. Бэтчелдер резко выпрямился и повернулся.

– Все готово, майор, - сказал Дэмон как можно более официальным тоном. - Вы вполне можете ехать.

– Что? Послушайте, Дэмон…

– Время ехать домой, сэр. Домой. Машина в порядке и ожидает вас.

Бэтчелдер состроил недовольную гримасу.

– О боже, неужели вы не видите, что я занят? Где же ваше… ваше чувство приспособляемости к обстановке? Чувство приличия?… Какая еще машина? - разъяренно закричал он.

– Машина Мюриель, - ответил Сэм угрожающим тоном. - Вы что, забыли? Машина вашей супруги. Мы вытащили ее из канавы.

Глаза майора потускнели. Он нехотя поднялся на ноги и одернул перед тужурки.

– Хорошо. Вы правы. - Он повернулся к Мардж и, бросив на нее ласковый взгляд, безуспешно попытался возвратить себя в состояние страстного возбуждения, в котором только что пребывал. - Ладно, дорогая, - сказал он с сожалением, - когда-нибудь в другой раз.

Мардж поправила полы халата, нервно засмеялась и уложила растрепавшуюся прядь волос.

– Хорошо, - тихо отозвалась она, - но сейчас вам лучше уехать.

Дэмон вывел майора через парадную дверь, обошел с ним вокруг дома и подвел к «хапмобайлу». Запущенный двигатель машины мерно гудел, но Бена здесь уже не было.

– Вот она, проклятая! - радостно воскликнул Бэтчелдер и похлопал Сэма по плечу. - Вы просто не знаете, что сделали для меня, дружище. Мы все как будто одна семья, правильно, Дэмон? Все как единая добрая небольшая семья…

Улыбаясь, покачивая головой, Сэм проследил, как он уехал. Пустоголовый старый болван. Вернется домой и, сжимаясь от страха перед гневной Мюриель, снимет ботинки и бесшумно заберется в постель; а утром в понедельник с удивительной пунктуальностью и не без соображения будет продолжать рассказывать слушателям о правилах погрузки предметов снабжения и обеспечения для десанта, высаживаемого на побережье противника…

Дэмон уже решил идти домой, когда на задней веранде неожиданно появился Пен Крайслер. Прыгнув сразу через несколько ступенек, он подбежал к Дэмону; его побледневшее лицо было искажено гневом.

– Где он? - спросил Бен на ходу. - Где эта подлая собака?

– Бен, какого черта…

– Он уехал! Ты отпустил его! - заревел он. - А еще другом называешься…

– В чем дело, Бен?

– Ползучая гадина, я убью его! Переломаю ему все до последней косточки!

Дэмон схватил его за плечо.

– Бен, ради бога…

– Убирайся ко всем чертям, уйди с дороги!

Бен оттолкнул Дэмона в сторону и бросился бежать по дороге. Дэмон догнал его, схватил за талию, они оба упали и несколько раз перевернулись на пыльной дороге, позади домов. Дэмон удивился энергии, с которой сопротивлялся Бен: несмотря на небольшой рост, он был очень подвижен, а ярость придавала ему необыкновенную силу.

– Сэм, пусти меня, - выдавил он, едва переводя дыхание.

– Не пущу.

– Предупреждаю тебя, черт возьми!

Бен резким движением рванулся в сторону, несколько раз перевернулся и вскочил на ноги, но Дэмон успел схватить его за щиколотку, потянул на себя, и они снова упали, теперь уже на деревянную платформу, где стояли железные контейнеры для мусора. После упорной борьбы в течение почти целой минуты Дэмону удалось захватить Бена в полунельсон и прижать его к платформе. Однако Бен все еще продолжал упорно сопротивляться, пытаясь вырваться. Откуда-то на них упал луч фонарика, и Сэм услышал голос Мардж:

– Перестань, Бен. Перестань, пожалуйста, ну!

– Дай мне встать, отпусти меня, - прорычал Бен.

– Не отпущу.

– Сэм, я еще раз предупреждаю тебя…

– Не будь дураком, Бен, - попытался урезонить его Сэм. - Майор пьян и не отдавал отчет своим поступкам…

– Черта с два не отдавал!

– …Завтра он ничего этого даже не вспомнит.

– Ха! Он не вспомнит! Зато я вспомню! - прохрипел Бен и начал вырываться с новой силой. Ему удалось высвободить руку, и он успел ударить ею Дэмона по лицу и по шее еще до того, как тот снова прижал его к платформе.

– Ну хорошо, я отпущу тебя, ты пойдешь и изобьешь его; но ведь он настолько пьян, что не в состоянии защитить себя, и ты попадешь под суд. Слышишь меня? Это в лучшем случае. Ты испортишь себе карьеру. И все это из-за какого-то пустяка… Ты хочешь этого? Военный суд высшей инстанции… Ты этого хочешь?

– Сэм прав, - раздался голос Мардж. Луч света - она, должно быть, схватила фонарик с кухонного столика, на который Дэмон положил его, когда пришел за Бэтчелдером - продолжал бегать по борющимся мужчинам, мусорным контейнерам и пучкам засохшей травы. - Послушай его, Бен, ты должен послушаться Сэма. - Крайслер расслабил мышцы. Помолчав несколько секунд, он сказал:

– Хорошо. О'кей. Отпусти меня, Сэм.

– Дай слово, что не побежишь за ним.

– Даю…

– Не обманываешь?

– Не обманываю.

Дэмон выпустил Бена, они оба поднялись на ноги и стояли, не глядя друг на друга, чуть смущенные, как школьники, которых уличили в том, что они прогуливают уроки.

– Ну, пожалуйста, Бен, - тихо сказала Мардж, - пойдем. Пойдем домой!…

Он бросил на нее хмурый взгляд; в мерцающем свете фонарика его лицо казалось маленьким, шероховатым, царапина на щеке кровоточила.

– Почему ты подпустила его к себе? - набросился он на жену.

– Бен, это же пустяки, я…

– Что значит пустяки! Что ты хочешь сказать этим?

– Бен, он просто схватил меня! Я пошла посмотреть на Сюзанну, а когда я вернулась в гостиную за стаканом, он уже был там… Он схватил меня и начал свои тирады…

– Он наполовину обнажил тебя, черт возьми, а ты стояла и терпела это!

– Бен, милый, - приложив руку ко рту, она начала плакать. - Я не знала, как поступить, он ведь твой преподаватель…

– По-твоему что ж, если он мой преподаватель, так я наложу в штаны? - снова рявкнул Бен. - Для меня важны только мы, ты да я. Пошли они со своими дурацкими военными школами ко всем чертям! Единственная моя забота…

– Отлично!

Все трое обернулись на голос. Это была Томми. Она стояла в купальном халате и в тапочках на задней веранде их домика.

– Вы что предпочитаете - орден или таблетку от кашля? Послушайте меня, Бен Крайслер: выкиньте из головы ваш дурацкий безрассудный героизм! Слышите, что я говорю?

Дэмон смотрел на Томми как завороженный. Она была возбуждена, грудь ее высоко поднималась и опускалась, волосы, раздуваемые ветерком, растрепались; она была похожа на готовую к бою дикарку, и это необыкновенно шло к ней. Она была прекрасна. Он не видел ее такой с того памятного дня в Лё-Сюке, когда они стояли на парапетной стенке с бойницами и когда он влюбился в нее. Десять лет назад. Он вспомнил этот день совершенно отчетливо, с приятным замиранием сердца. Десять лег назад. А теперь она стоит там, на веранде, с такими же сверкающими глазами, неотразимо прекрасная в своем гневе…

– Что вы намеревались сделать, Бен? - спросила она. - Дать ему пинка в самое чувствительное место, чтобы он донес на вас? Вы этого хотели? Когда же вы наконец повзрослеете? Неужели вы думаете, что его выгонят со службы, а вам дадут за это генерала? Неужели вы такой идиот? Они запрячут вас в какой-нибудь барак на острове Себу и продержат там до тех пор, пока у вас не сгниют и не отвалятся ноги… - Томми сошла с веранды и приблизилась к тихо плачущей Мардж. - Пойдемте, дорогая, - ласково сказала она, обняв ее рукой, - пойдемте домой, я дам вам снотворное, и вы уснете. Пойдемте, а эти раненые герои пусть идут куда им угодно, чтобы отомстить за свою дурацкую поруганную честь…

Одна за другой женщины медленно вошли в половину Крайслеров. Мардж села у столика на кухне, Томми дала ей носовой платок и поставила на горячую плитку кофейник. Растерявшиеся мужчины в смущении остановились около двери.

– Вы должны только радоваться, что кто-то пристает к вашей жене! - гневно упрекнула Томми Бена, который, виновато смотря на нее, неуклюже стирал со своей шеи грязь и пот. - Ради бога, подойдите к ней и скажите что-нибудь, - продолжала она повелительно. - Неужели вы не понимаете, каково ей сейчас?

На лице Бена появились раскаяние и испуг. Он подошел к Мардж и, опустившись на колени, обнял ее рукой.

– Извини меня, милая, - тихо сказал он. - Я слишком поспешил со своими выводами.

– Ничего, ничего, - ответила Мардж, рассеянно поглаживая его коротко подстриженные волосы. Ее маленький нос пуговкой покраснел, глаза опухли от слез. - Это пустяки.

– Извини меня.

– Дорогой, я просто пыталась… хотела просто не придавать этому никакого значения. Он такой жалкий, обманутый человек…

– он отвратительный подлец.

– Нет, он несчастный, жалкий. Я не могу презирать его, даже после того, что произошло… - Неожиданно она перевела взгляд на Томми. - Только что же нам теперь делать, как быть?

– Что делать? - повторила Томми. Она повернулась от плиты, держа в руке жестяное ситечко для кофе. - Да просто-на-просто оставаться такой, какая вы есть и какой всегда были, вот и все. А потом дайте ему понять, что если он попытается когда-нибудь позволить себе что-либо подобное, то вы снимете с ноги тапочку и хлопнете ею по его противному, дряблому, посиневшему носу…

– О нет, я не могу этого сделать, - озабоченно заметила Мардж.

– Почему же, черт возьми?

– Томми, - вмешался Сэм, - он был пьян, и ни о чем завтра даже не вспомнит.

– Он же поехал домой. Разве нет?

– Это рефлекторное действие. Он ничего не вспомнит. - Сэм подошел к столу. - Видите ли, Мардж, он влюблен в вас до безумия и поэтому не отдает себе отчета в своих поступках. Этим все и объясняется. Это было мгновенное умопомрачение, но оно прошло, и делу конец. Что важно здесь, так это…

Сэм замолчал: что-то из сказанного им снова расстроило Мардж, но он не понял, что именно.

– Нет, нет, - пробормотала она сквозь слезы.

– Но это же правда, Мардж. Согласитесь с этим, и давайте оставим это в стороне и начнем с…

– Нет, - перебила она его, горько всхлипывая. - Я знаю, что вовсе не привлекательна. Всех их интересует во мне лишь одно… - Они втроем начали одновременно возражать Мардж, но она оставалась безутешной. - Нет, нет, так ведь всегда было. Еще тогда, когда я училась в школе… Зачем обманывать себя, я же хорошо понимаю это.

– Это неправда, Мардж, вы не должны думать о себе так, - настаивал Сэм, удивляясь своей горячности. - Многие мужчины находят вас весьма привлекательной, и не без оснований. Вы умная, образованная женщина и… очень веселая… - Чувствуя на себе растерянный, потерявший всякую надежду взгляд Мардж, Сэм продолжал успокаивать ее. Он посмотрел на окончательно смутившегося Бена. Почему, черт возьми, именно ему всегда приходится всех успокаивать? Просто потому, очевидно, что он слишком тесно связал себя со всем и всеми в армии. Сэм говорил, находя все более убедительные и ободряющие слова, и, к его удивлению, они подействовали. Страх прошел, и Мардж перестала плакать и сокрушаться; она успокоилась и растерянно потягивала приготовленный Томми кофе. А через некоторое время заметила слабым голосом:

– Сэм, вы так хорошо ко всем нам относитесь. Что бы мы делали без вас?!

Через некоторое время Томми дала Мардж снотворное и уложила ее в постель, а Сэм тем временем поговорил с Беном, успокоил его и убедил в том, что всему происшедшему не стоит придавать столь важного значения. Затем Томми и Сэм отправились на свою половину и, взглянув на спящих детей, решили, что наконец и они могут отдохнуть.

Когда Сэм вошел в спальню, Томми расчесывала волосы, сидя за своим маленьким туалетным столиком. Сэм зевнул и, сев на свою кровать, сказал:

– Гм, хорошо, что этот Бэтч не влюбился в тебя.

– Да? - отозвалась Томми. - Думаешь, что не влюбился? - Изогнув шею, она пытливо посмотрела на свое отражение в зеркале. - Ты опять валишь разные вещи в одну кучу, - продолжала она. - Это обстоятельство вовсе не решает проблемы.

– Что ты имеешь в виду, дорогая?

– Да все это. - Она резко откинула голову, чтобы встряхнуть волосы. - Все остается нерешенным, понимаешь?

– Ничто и никогда не решается окончательно, дорогая.

– Какой-нибудь другой пьяница или гарнизонный жеребец полезет к Мардж, Бен переломает ему ноги и вышвырнет вон, и уж тут пожара не потушишь.

– Возможно, - согласился Сэм.

– Возможно? Не возможно, а неизбежно. Ты только оттянул это событие на какое-то время.

С минуту Сэм молча смотрел на нее. Было уже три часа ночи, щипало глаза, болело ушибленное о деревянную платформу плечо, надо было ложиться спать, но Сэму показалось, что Томми хочется поговорить, и он решил поддержать разговор.

– Значит, только оттянул событие? Как при свинке или кори у детей: не успеешь пережить один кризис, как наступает другой.

– Но здесь совсем иное дело, иные ускоряющие факторы, разве ты не понимаешь? - Она положила щетку, повернулась к нему лицом: - Зачем ты все это сделал, Сэм?

– Что ты имеешь в виду?

– Да все это: подбадривал Мардж, удерживал Бена… Почему ты уделяешь ему так много времени и внимания?

Сэм закурил сигарету.

– Видишь ли, дорогая, бывают моменты, когда ничто не имеет такого значения, как преданность.

– Но ведь рано или поздно он все равно попадет в какую-нибудь историю.

– Бен хороший офицер, Томми. И как человек хороший. Он отлично ладит с солдатами, ты ведь не знаешь его в этом отношении. Из него выйдет прекрасный командир.

– Только в случае, если ему представится возможность. - Томми посмотрела вниз, на свои руки. - Ты слишком много на себя берешь, дорогой. Человека не изменишь и не заставишь его не быть таким, какой он есть.

– Я и не пытаюсь делать это.

– А ты когда-нибудь задумывался над тем, почему Бен всегда находится на грани неповиновения?

«Вероятно, по той же причине, по какой я всегда помогаю каждому, а ты приходишь в негодование: потому что с каждым из нас что-то случилось, когда нам было по семь или по двенадцать лет. Но это, к сожалению, ничего не доказывает», - хотелось сказать Сэму, но он сдержался и ответил так:

– Вероятно, просто потому, что он такой и не может быть другим.

– Потому что он ненавидит армию, вот почему, - заявила Томми.

– На каком основании ты утверждаешь это?

– Он ненавидит всю систему, от мушки до приклада, но привязан к ней. Он не переносит эту систему, но и освободиться от нее не может. А может быть, он не так уж далек и от того, чтобы оказаться не в своем уме. - Томми бросила на Сэма многозначительный испытующий взгляд исподлобья. - Тебе не приходило в голову, Сэм, что все здесь происходит не так, как следовало бы? Что дело вовсе не в сексуальной привлекательности Мардж или в излишней задиристости Бена, а в порочности и несовершенстве самой армии?

Сэм вяло кивнул головой:

– Да, приходило.

– Я много думала об этом. - Она встала и, вытянув руки по швам, замерла, как солдат на посту. - Знаешь, Сэм, здесь во всем обман и мошенничество. Все эти оркестры, вся дурацкая система показухи, внешнего лоска и блеска. Это просто сборище ненормальных. Вам внушают, что все вы современные благородные рыцари, защищающие свою крепость от нашествия обросших волосами варваров. На самом же деле вокруг нет ни одного варвара, а если бы даже и были, американцы не обратили бы на них никакого внимания. Вам говорят, что Бэтчелдер - это прекрасный, честный солдат, что Пивей - это отличный тактик, а Воуто - волшебник с оружием, что все они хорошие офицеры и совершеннейшие джентльмены. На самом же деле правда, о которой никто из этой компании болванов не посмеет сказать ни единого слова, состоит в том, что Воуто - это просто чванливый осел, Пивей - пьяница и садист, а ваш распрекрасный Бэтчелдер - не что иное, как жалкий, отвратительный бабник и алкоголик!…

Последние слова Томми выделила особо, хотя в общем говорила ровно и спокойно.

– Да, он пьет больше, чем следует, - тихо согласился Сэм.

– О, боже! Вот уж второй папа Колдуэлл! Бэтчелдер позорит форму в восьмидесяти пяти случаях из ста.

– Не совсем так… Он был сильно отравлен газом под Вокусом.

– Ну и что же? Ты был серьезно ранен под Мон-Нуаром, а Бен под Мальсэнтером. А что это доказывает? Только то, что тебе изменила фортуна. Так ты, кажется, говоришь. На каком основании Бэтчелдер считает себя в праве вваливаться к нам в любое время, когда ему заблагорассудится? Почему это вдруг мы должны лебезить перед ним?

Сэм вздохнул, устало провел ладонью по лицу, - Никто не заставляет нас кланяться ему в ноги. Теоретически мы должны уважать не его, а присвоенное ему воинское звание. - Но я не уважаю его самого, а не его звание!

– Видишь ли, Томми, каждый из нас далеко не полное совершенство…

– Это не ответ.

– В идеальном случае он должен вести себя так, чтобы вызывать уважение со стороны нижестоящих.

– В действительности Бэтчелдер не в состоянии вызвать уважение к себе даже лягушки, а тебя, ни секунды не колеблясь, понизили от майора до лейтенанта. А вот Котни Мессенджейл остался капитаном, а сейчас его производят в майоры и назначили в комиссию по военным памятникам.

Сэм слегка вздрогнул от удивления:

– От кого ты узнала об этом?

– Мне сказала Жанетта Норт. Да, да, суточные деньги, отличная квартира в Париже и личная машина для разъездов по полям битв, по тем самым полям, которые ты облазил вдоль и поперек на собственном животе и на которых погибли твои товарищи. Будет разъезжать и делать записи для какого-то небольшого путеводителя. - Ее лицо выражало теперь нескрываемое презрение. - А ведь он не участвовал ни в каких боях. У кого же больше прав быть там и выполнять эту миссию, у Мессенджейла или у тебя?

Эти слова ошеломили Сэма. Он просто не мог поверить тому, что услышал. Человек, который никогда не был на передовой, никогда не съеживался под свистящими над головой снарядами, никогда не попадал под ужасный обстрел «максимов», этот человек будет ходить по тем кладбищам, на которых… Сэм отбросил эту мысль прочь, глубоко вздохнул.

– Дорогая, каждой профессии присущи свои возможности продвижения, и везде существует институт любимчиков.

– И какие еще возможности!

– Ну что ж, люди есть люди. Армия не может быть исключением, в ней тоже люди. Одни из них такие, как Джордж Колдуэлл, другие - как Клэренс Бэтчелдер, а большинство занимает какое-то среднее положение. Ты думаешь, мне дали бы майора, если бы не твой отец?

Томми бросила на него удивленный взгляд:

– Тебе звание майора присвоили за истинные заслуги, за храбрость и личный пример! Папа говорил мне об этом…

– Не совсем так. Многие сделали столько же, сколько и я, и даже больше, и тем не менее не командовали даже ротой. - Сэм улыбнулся. - Я считаю, что действительно заслужил то, что имел, но попробуй взглянуть на это глазами кого-нибудь вроде Бэтчелдера: Колдуэлл берет этого дерзкого молодого сержанта - срочнослужащего, имей в виду, только что вышедшего из новобранцев, такого, который не пробрался бы даже и в капралы, не вступи наша страна в войну, - так вот, он берет его и представляет чуть ли не ко всем существующим наградам, продвигает его все выше и выше, вплоть до майора. И этот незаметный пресмыкающийся подхалим не только заграбастывает все, что лежит близко, но и женится на дочери Колдуэлла, чтобы продвинуться еще выше и заграбастать еще больше… Томми недовольно скривила губы.

– Уж в этом-то тебя не может обвинить никто.

– Еще как могут! Всякий может обвинить любого в чем угодно. Нет ни одного такого действия на земле начиная с самого зарождения человека, которое нельзя было бы истолковать неправильно, если того пожелает очевидец. - Помолчав несколько секунд, Сэм добавил: - И ты, дорогая, знаешь все ото. Ты узнала это еще раньше, чем я.

– Нет. Я вовсе не знала этого. - Подойдя к окну, она сложила руки так, как будто ей было холодно. - Я просто воспринимала все как должное. Потом я восстала против этого, опять же не сознавая, против чего именно… Я сегодня получила письмо от Мари Лоувелл, - неожиданно добавила она.

– Да? - Дэмон знал, что Пит уволился со службы еще тогда, когда они были в форту Харди. - А почему же ты не сказала мне?

– Я хотела сначала обдумать все это одна, а потом поговорить с тобой. - Несколько секунд она внимательно изучала носки своих комнатных туфель. - Пит зарабатывает большие деньги, строя дома в Чикаго и в его окрестностях, там сейчас, наверное, большой строительный бум. У них очаровательный домик в Эванстоне, а дети учатся в частной школе. Мари спрашивает меня, где лучше остановиться во Франции. Через месяц или два они отправляются в Европу. На отдых…

Сэм молча смотрел на две параллельные царапины на полу, появившиеся, видимо, в результате передвиганий тяжелой мебели. В тишине неистово тикал на прикроватном столике круглый никелированный будильник; когда его слушаешь внимательно, то всегда кажется, что ритмичность тиканья меняется: то учащается, то снова замедляется приблизительно через каждые двадцать секунд.

– Куда мы идем, Сэм?

Сэм вопросительно взглянул на нее.

– Что ты хочешь сказать?

– Я спрашиваю, что нас ждет впереди? В самом деле? Ты окончишь эту школу одним из первых, может быть, даже самым первым. Документ об окончании подошьют в твое личное дело и…

Куда тебя пошлют? На остров Лусон? В Вайоминг, назад в Техас или, может быть, в Никарагуа - в другую школу, в другой, затерянный на равнинах гарнизон? И мы по-прежнему будем ходить на субботние танцевальные вечера, ты так же будешь готовить солдат и изучать кампании Артаксеркса или самостоятельно учить финно-угорские языки… А потом, через десять или двадцать лет, тебе снова дадут майора, если посчастливится, конечно, и ты будешь готов к прежнему образу жизни на новом месте, а наши дети получат великолепную возможность избрать себе спутников жизни из среды таких же детей армии… - Она провела рукой по своим гладко причесанным волосам и неожиданно взъерошила их. - К чему все это, Сэм? Скажи мне прямо и откровенно. Ты же понимаешь, жизнь проходит, у нас ведь она всего только одна, а нам похвалиться, по-существу, еще нечем…

На этот раз Томми отнюдь не была на грани того, чтобы разрыдаться; она даже не повышала голоса, и это немало удивило Сэма. Однако в ее ровном, сдержанном тоне и в выражении лица было что-то такое, что тревожило Сэма больше, чем слезы.

– Я не знаю, что ответить тебе на это, - проговорил он вполголоса. - Кроме того, что я уже высказал, мне нечего сказать. Я просто чувствую, что нахожусь там, где я нужен и где должен быть.

– Но почему? - мягко воскликнула она. - Это противоречит всему разумному…

– Война тоже противоречит всему разумному.

– Значит, ты намерен сидеть здесь, как Воуто, в ожидании следующей войны, в надежде на еще одно кровопролитие, которое даст…

– Нет! - энергично перебил он ее, явно раздраженный. - И ты хорошо это знаешь. - Он вскинул руки вверх: - Если бы бог спустился сейчас в эту комнату и сказал бы мне, что войны никогда, или хотя бы в течение только моей жизни, не будет - нигде, ни большой, ни маленькой - я заплясал бы от радости. Ты не должна так говорить обо мне, ибо это неправда.

Томми прикусила губу, подошла к нему и, прижав его голову к своей груди, сказала:

– Извини меня, Сэм. Я действительно не имела права говорить о тебе так. Извини.

– Я знаю, что среди нас есть люди, подобные Воуто. Может быть, их даже больше, чем я полагаю.

– Но в таком случае тебе, может быть, лучше уйти из армии и оставить в ней тех, кто хочет убивать, кто любит войну и с нетерпением ждет ее? Может быть, в армии должны быть одни мясники и садисты?

Сэм покачал головой.

– Таких в армии достаточно. Тем более необходимо, чтобы в ней были люди и другого сорта.

– Сэм…

– Да?

– Сэм, - она откинулась назад и пристально посмотрела на него, - ты не боишься, а?

Сэм медленно 5глыбнулся:

– Я боюсь многого. Что конкретно ты имеешь в виду?

– Мир вне армии… Ты не боишься, что не найдешь в нем для себя работы? Пит Лоувелл нашел, а ты найдешь?

– Нет, не боюсь. Я мог бы найти работу вне армии, и неплохую. А почему бы мне не найти? - Он помолчал, смотря ей в лицо. - А по-твоему, я не смогу?

– Не знаю. Уж очень быстро все меняется, и мы совсем не подготовлены для жизни в таком мире. Многие, кажется, просто плывут по течению, лишь бы шло время. Возьми того же Хови Сирлеса, который играет на пианино на вечерах да рассказывает забавные истории. Или Уолта Марбюргера с его фокусами на картах и домашней варкой пива. И самое смешное в этом то, что по прошествии некоторого времени все, что происходит там, за главными воротами, начинает казаться сложным, предъявляющим какие-то требования… Ты слишком хорош для них, Сэм! - воскликнула она вполголоса. - Для этих бэтчелдеров, воутов и сирлесов. Ты понимаешь?

– Ты всегда говоришь так.

– Но это же правда…

– По-твоему, я слишком хорош даже для тех, кто был достаточно хорош для Гранта и Ли, для Вуда и Першинга, для полковника Маршалла и твоего отца?

– Да, - кивнула она. - Ты еще лучше. Ты мог бы достичь необыкновенных высот, я уверена в этом. Но это невозможно. При такой раскладке карт это совершенно невозможно. И всякий раз, когда ты вынужден идти на компромисс с таким болваном, как Бэтчелдер, ты теряешь частичку себя. Это война на истощение, Сэм: тебе приходится отдавать больше, чем ты получаешь…

– Может быть. - Сэм нежно обнял и поцеловал Томми в щеку. Утренний бриз лизнул верхушки высоких сосен, пошевелил их и покатился дальше, как будто в своей берлоге повернулся с боку на бок огромный ночной зверь. - Я люблю тебя, дорогая, - прошептал он ей на ухо. - Ты для меня в этом мире все. Ты и дети. У меня нет ни бешеных денег, ни своей конюшни, ни связей в канцелярии генерального адъютанта, и мне нечем особенно похвастать, как это делают другие. Но я не безразличен, дорогая, не безразличен к миру, в котором мы живем, к тому, что происходит в нашей стране.

Сэм помолчал. «Я так мало с ней говорю, - подумал он. - Мы много говорим о пустяках, но совсем забываем о важных и серьезных проблемах. Возможно, что сегодняшний сумасшедший скандал оказался даже полезным». Ему в голову неожиданно пришла мысль, что это очень важно, чтобы Томми знала и понимала, как он относится ко всему этому, важнее всего другого, что происходит между ними.

– Армия - это мое предназначение, дорогая. Это моя обязанность. Такая же, как обязанность стоящего на посту вблизи линии фронта солдата. Он просто несет службу, вот и все. Он вовсе не просился на этот пост, его назначили. Может быть, потому, что командир взвода считал этого солдата более бдительным, или более знающим, или более заботливым, чем другие, а может быть, солдат просто насолил чем-нибудь сержанту и тот отправил его за это на пост, а может быть, солдат попал на этот пост просто случайно, в результате элементарной жеребьевки. Все это не имеет существенного значения, важно лишь, что он находится на посту. На него возложены определенные обязанности, он на посту, и от того, что и как он будет делать в течение нескольких предстоящих часов, зависит благополучие и жизнь других солдат. Он обязан сделать все, что в его силах, чтобы быть готовым к любым неожиданностям. Я вот и есть такой солдат. Понимаешь?

Несколько секунд Томми напряженно всматривалась в его лицо, затем ее губы медленно изогнулись в улыбке - печальнейшей из всех улыбок, когда-либо виденных Сэмом на женском лице.

– Хорошо, Сэм.

– Ты понимаешь? Действительно понимаешь?

– Да, понимаю.

Неожиданно Сэма охватил необыкновенный восторг; всего десять лет назад он пи за что не поверил бы, что будет таким счастливым и что его спутницей в жизни станет такая прекрасная женщина, как Томми.

– Знаешь, дорогая, за это время у меня накопилось два месяца отпуска, и я возьму его после окончания школы. Мы поедем туда, куда ты захочешь, - в горы, на море, на север или на юг. На какой захочешь срок и туда, где по-твоему лучше всего. Как это тебе нравится? Ты называешь место, мы собираемся и едем!

Томми едва не задохнулась от радостного смеха и горячо расцеловала его.

– Замечательно, Сэм! Если ты стойко выдерживаешь все это, я выдержу тоже!

– Договорились?

– Договорились, - рассеянно кивнула она. - Знаешь, Сэм, ты необыкновенный человек! Ты очень хороший, но боюсь, что и очень глупый!

Сэм прижался лицом к ее груди.

– Может быть, - пробормотал он, - может быть.