"Джек Лондон. Быки (Очерк)" - читать интересную книгу автора

громом проносясь по эстакадам, при этом один конец вагона подскакивал
вверх, а другой проваливался вниз, один конец бросало вправо, а другой
заносило влево, - и я только молил в душе, чтобы поезд остановился. Но он
не останавливался. Ему и не полагалось останавливаться. И вот в первый раз
за мои скитания по путям-дорогам - в первый и последний - я почувствовал,
что с меня хватит. Кое-как перелез я с буферов на боковую лесенку. Это
была адова работа, и, глядя на гладкие стены, я только диву давался, что
за скряга их строил, - ни выступа, ни выемки, не за что ухватиться!
Но тут паровоз свистнул, и я почувствовал, что поезд замедляет ход. Я
знал, что остановки не предвидится, но готов был попытать счастья, если он
хотя бы умерит свой аллюр. Железнодорожное полотно в этом месте делало
дугу, взлетало на мост, перекинутый через канал, и врывалось в город
Бристоль. Эти обстоятельства и вызвали замедление. Я прилип к лесенке и
ждал. Я понятия не имел, что мы подъезжаем к Бристолю. Я понятия не имел,
чем вызвано замедление. Я знал одно: хватит с меня этой езды! В темноте я
тщетно напрягал глаза, ища какого-нибудь перекрестка. Мой вагон был в
хвосте, - не успел он въехать в город, как паровоз миновал станцию и я
почувствовал, что поезд прибавляет ходу.
Но вот и улица. В темноте не скажешь, широкая ли и что там, на другой
стороне. А между тем я знал: для того, чтобы спрыгнуть и не упасть, чем
шире она, тем лучше. Я спрыгнул, пока вагон был еще на этой стороне. Легко
сказать - "спрыгнул"! На деле это означало следующее. Прежде всего, стоя
на лесенке, я выбросился всем телом насколько возможно вперед по ходу
поезда, чтоб было куда, соскакивая, отклониться назад, потом изо всех сил
высунулся наружу и стал откидываться все больше и больше назад, - и из
этого положения прыгнул, словно собираясь треснуться затылком. Все это
должно было ослабить инерцию, которую движение поезда сообщило моему телу.
Когда ноги мои коснулись земли, тело полулежало в воздухе под углом в
сорок пять градусов. Это означало, что я в известной степени преодолел
инерцию, толкавшую меня вперед, - иначе, едва мои ноги стали бы на землю,
я тут же клюнул бы носом. Вместо этого тело мое только приняло
вертикальное положение и начало клониться вперед. Дело в том, что корпус
мой еще сохранял инерцию движения, в то время как ноги, коснувшись земли,
полностью ее утратили. И вот эту-то утраченную инерцию мне и надо было
наверстать, заставляя ноги со всей возможной быстротой бежать, чтобы они
поспевали за устремленным вперед туловищем. В результате они стали
отбивать резкую и быструю дробь через всю улицу. Я не мог позволить им
остановиться. Если бы они остановились, я ткнулся бы носом в мостовую.
Главное было не дать им остановиться.
Я был своего рода метательным снарядом, который летит помимо своей
воли и тревожится, что ждет его на той стороне улицы? Лишь бы не каменная
стена и не телеграфный столб! И тут я напоролся на что-то. О ужас! Что это
такое, я разобрал лишь за миг до катастрофы. И надо же, чтобы это оказался
бык, стоящий в полном одиночестве в темноте! Мы вместе полетели на землю и
кубарем покатились по мостовой. Полицейский автоматизм в этом несчастном
был так силен, что в момент столкновения он вцепился в меня, как клещами,
и уже больше не отпускал. Оба мы были ни живы ни мертвы от сотрясения;
придя в себя, он мог убедиться, что вцепился мертвой хваткой в кроткого,
как агнец, бродягу.
Если бык не лишен был фантазии, он, верно, принял меня за гостя из