"Джек Лондон. Быки (Очерк)" - читать интересную книгу автора

цирк. И представление и концерт давно кончились, а я все еще слонялся по
площади в надежде увидеть, как перевозится оборудование огромного цирка: в
эту ночь вся труппа покидала город. У костра на площади собралась ватага
ребятишек человек в двадцать. Из их разговоров я понял, что они собираются
бежать, присоединившись к труппе. Сами цирковые, разумеется, ничего, кроме
неприятностей, от этого не ждали, и звонок в полицейское управление спутал
мальчуганам их игру. Был выслан отряд полисменов арестовать сорванцов,
которые-де нарушают постановление о полицейском часе. Быки залегли в
темноте, вокруг костра. По сигналу они набросились на ребят и стали их
хватать, как хватают юрких угрей в полной корзине.
Мне ничего не было известно о готовящейся облаве. И когда в воздухе
замелькали медные пуговицы, шлемы и кулаки полисменов, я утратил всякое
самообладание, все сдерживающие центры во мне рухнули, остался один только
импульс - бежать! И я обратился в бегство. Я понятия не имел, что бегу. Я
ни о чем понятия не имел; как я уже говорил, в эту минуту я не владел
собой. У меня не было никаких оснований удирать. Я не был бродягой. Я был
полноправным гражданином и находился в родном городе. Я не знал за собой
никакой вины. Я был студентом университета. Обо мне даже упоминали местные
газеты. И на мне был приличный костюм, в котором никто не спал ночью. И
все же я бежал, повинуясь слепому инстинкту, ничего не сознавая, бежал,
как испуганный олень, целых полтора квартала. Придя в себя, я заметил, что
все еще бегу. Потребовалось усилие, чтобы остановить мои бегущие ноги.
Нет, никогда мне с этим не справиться! Это сильнее меня. Как только
полисмен бросит в мою сторону грозный взгляд, я - бежать! Кроме того, у
меня злосчастная способность вечно попадать в участок. И это даже чаще
случается со мной с тех пор, как я перестал быть бродягой, чем в разгар
моих скитаний. Так, например, отправляюсь я в воскресенье утром в обществе
некой молодой особы покататься на велосипеде. И не успеваем мы выбраться
из города, как нас волокут в отделение за то, что мы позволили себе
обогнать какого-то пешехода на тротуаре. Я даю себе слово быть осторожней.
Следующий раз выезжаю я на велосипеде вечером, и мой ацетиленовый фонарь
вдруг портится. Помня об обязательном постановлении, я глаз не свожу с
мерцающего огонька, боясь, что он вот-вот угаснет. Времени у меня в обрез,
но приходится ехать черепашьим шагом, чтобы сберечь этот слабый язычок
пламени. Наконец я за чертой города. Здесь постановление недействительно,
и я наддаю изо всех сил, чтобы наверстать упущенное время. И что же? Не
проехал я и мили, как угодил в лапы полисмена, а наутро в участке с меня
благополучно содрали штраф. Оказывается, город предательски раздвинул свои
границы, отторгнув с милю пространства от пригорода, а мне это было
неизвестно, вот и вся недолга. Памятуя о дарованной американскому
гражданину свободе слова и собраний, я поднимаюсь на уличную трибуну,
чтобы преподать слушателям некую экономическую теорию - предмет моего
последнего увлечения, - как вдруг бык стаскивает вашего покорного слугу с
этой вышки и отводит в городскую тюрьму, откуда его выпускают только на
поруки, и увы, ненадолго! В Корее я попадался чуть ли не ежедневно. То же
самое в Маньчжурии. Когда я последний раз ездил в Японию, меня упекли там
в тюрьму под предлогом, будто я русский шпион. Не я выдумал эту чепуху, а
в тюрьму посадили меня. Словом, нет спасения! Боюсь, что мир еще увидит
меня в роли Шильонского узника. Предрекаю это.
Как-то раз мне удалось загипнотизировать полисмена в Бостоне. Было