"Джек Лондон. Быки (Очерк)" - читать интересную книгу автора

со льда, пенни стакан. Всю вторую половину дня я просиживал на скамье,
читая книжку и потягивая молоко. Я выдувал его от пяти до десяти стаканов
в день. Как я уже говорил, жара стояла несусветная.
Таким-то образом я, скромный бродяга и усердный книгочий, жил на
молочной диете, и послушайте, чем это кончилось. Как-то после полудня
направился я в сквер, как обычно, со свежей книгой в руке и неутолимой
жаждой простокваши под манишкой. Пробираясь к киоску, я увидел перед
Ратушей на мостовой большое скопление народу. Я как раз переходил улицу и
остановился посмотреть, на что толпа зевает. Сначала я ничего не понимал,
но, уловив кое-что краешком глаза и разобрав отдельные выкрики, догадался,
что компания ребятишек затеяла игру в "камушки". Надо сказать, что в
Нью-Йорке играть в камушки на улице воспрещено. Тогда я еще не знал этого;
но вскоре весьма близко столкнулся с этим. И минуты не прошло, как я
остановился; я только успел узнать, чем вызвано стечение народа, как
кто-то из мальчишек крикнул: "Бык!" Ребята, народ ученый, пустились
наутек. Я нет.
Толпа мгновенно рассеялась, отхлынул к тротуарам. Я тоже направился к
тротуару, в сторону сквера. Человек пятьдесят публики, рассыпавшись по
мостовой, устремились туда же. И тут я увидел быка. Это был рослый детина
в серой форме полисмена. Он шел посреди мостовой неспешной, гуляющей
походкой. Я заметил, что он вдруг изменил направление и идет наискось к
тому тротуару, к которому я подвигался напрямик. Он шел не спеша,
пробираясь через толпу, и я видел, что пути наши вот-вот пересекутся. Но
хоть я и знал быков и их повадки, я был слишком уверен в своем благомыслии
и на душе у меня было спокойно. Мне в голову не приходило, что бык
нацелился на меня. Я уже хотел остановиться и из уважения к закону
пропустить его вперед; и я действительно остановился, но только помимо
своей воли, и так же невольно отлетел назад. Полисмен без предупреждения
обоими кулачищами двинул меня в грудь и одновременно в словесном выпаде
коснулся чести моей матушки, набросив тень на чистоту моей родословной.
Кровь свободного американца вскипела во мне. Возопили все мои
вольнолюбивые предки. "Что это значит?" - спросил я. Как видите, я
требовал объяснений. И получил их. Бац! - огрел он меня по голове
дубинкой, и я, шатаясь, отступил назад, словно пьяница, который не
держится на ногах, и физиономии любопытствующих качались передо мной,
словно в волнах прибоя, и драгоценная книжка, выскользнув, шлепнулась в
грязь, и бык, замахнувшись, приготовился снова огреть меня дубинкой. В
этот миг, когда все плыло передо мной, как в тумане, меня посетило
видение. Я увидел, как дубинка гуляет по моей голове, увидел себя,
измятого, залитого кровью, глядящего волком, перед трибуной полицейского
суда; услышал, как клерк читает обвинительный акт, где упомянуто злостное
хулиганство, словесное оскорбление, сопротивление властям и прочее и
прочее, а потом увидел себя уже в Блэкуэллайлендской тюрьме. О, я недаром
побывал у них в науке. Я мигом потерял интерес к объяснениям. Я даже не
дал себе труда поднять свою драгоценную, еще не читанную книгу и пустился
наутек. Меня черт знает как мутило, но это не мешало мне удирать во все
лопатки. И так уж, видно, суждено мне удирать до самой смерти, как только
полисмен захочет объясниться со мной при помощи дубинки.
Да что там! Много лет спустя, когда годы странствий для меня миновали
и я учился в Калифорнийском университете, я как-то вечером собрался в