"Джек Лондон. Клянусь черепахами Тасмана (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

какой-либо зависимости между весом бумаги и суммами, которые на ней
написаны.
Он поставил ящик на место и вышел из кабинета. Он увидел большое
кресло и Полли, выходившую на цыпочках из комнаты. Голова Тома
запрокинулась, дыхание было слабым и частым, на обмякшем лице явственно
проступили следы болезни.


V

- Я много работал, - оправдывался Фредерик в тот же вечер, когда они
с Полли сидели на веранде, и невдомек ему было, что если человек начинает
оправдываться, то это признак того, что он теряет уверенность в своей
правоте. - Я сделал все, что было в моих силах. Хорошо ли, пусть скажут
другие. Свое я получил сполна. Я позаботился о других, ну, и о себе тоже.
Доктора говорят, что никогда не видели такого здорового человека моих лет.
Я прожил всего полжизни, у нас, Трэверсов, долголетие в роду. Я берег
себя, и вот, как видите, результат. Я не прожигал жизни. Я берег свое
сердце и кровеносные сосуды, а много ли найдется людей, которые могли бы
похвастаться тем, что сделали больше меня? Поглядите на эту руку. Крепкая,
а? Она будет такой же крепкой и через двадцать лет. Нельзя безответственно
относиться к своему здоровью.
И Полли сразу поняла, какое обидное сравнение кроется за его словами.
- Вы получили право писать перед своим именем слово "почтенный", -
гордо сказала она, покраснев от негодования. - А мой отец был великий
человек. Он жил настоящей жизнью. А вы жили? Чем вы можете похвастаться?
Акциями и бонами, домами и слугами... Фу! Здоровым сердцем, отличными
сосудами, крепкой рукой... и это все? А вы жили просто так, ради самой
жизни? Знали страх смерти? Да я лучше пущусь во все тяжкие и пропаду ни за
грош, чем жить тысячу лет, постоянно заботясь о своем пищеварении и боясь
промочить ноги. От вас останется пыль, а от моего отца - пепел. В этом
разница.
- Но, мое дорогое дитя... - начал было он.
- Чем вы можете похвастаться? - горячо продолжала Полли. -
Послушайте!
Со двора через открытое окно доносилось бренчание укулеле и веселый
голос Тома, напевавший хулу. Она кончалась страстным любовным призывом,
словно донесшимся из чувственной тропической ночи. Послышался хор молодых
голосов, просивших спеть что-нибудь еще. Фредерик молчал. Он смутно
осознавал, что в этом действительно было что-то значительное.
Обернувшись, он взглянул в окно на Тома, гордого и величественного,
окруженного молодыми людьми и женщинами; из-под его висячих усов торчала
сигарета, которую он прикуривал от спички, зажженной одной из девушек.
Фредерик почему-то подумал, что сам он никогда не прикуривал сигару от
спички, которую держала рука женщины.
- Доктор Тайлер говорит, что ему не следует курить... это очень
вредно в его состоянии, - сказал он, и это было все, что он мог сказать.
С осени того же года дом стали часто посещать люди нового типа. Они
гордо называли себя "старожилами" на Аляске, с золотых приисков которой
они прибывали в Сан-Франциско отдохнуть на зиму. Их прибывало все больше и