"Джек Лондон. Бродяга и фея (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

самого края ее платьица, он думал о том, что нет на земле более чудесного
существа, чем она. Из далеких зарослей все еще слышался зов перепела, и
шум работ на виноградниках показался ему вдруг очень громким. Чувство
беспредельного одиночества давило его.
- Я... Никудышный я человек! - вырвалось у него хрипло, отчаянно.
Девочка взглянула на него своими синими глазами и снова будто
перестала замечать его. Росс Шенклин чувствовал, что отдал бы все на
свете, лишь бы коснуться губами краешка ее платья, которого касалась его
рука. Но он боялся испугать ее.
Поминутно облизывая языком пересохшие губы, он силился выговорить
что-нибудь связное, все равно что, только бы прервать молчание.
- Это не долина Сономы! - выпалил он наконец. - Это волшебная страна,
а ты фея. Может, я сплю и это мне снится, не знаю. Мы с тобой не умеем
столковаться друг с другом, потому что, видишь ли, ты фея и знаешь только
хорошее, а я человек из скверного, грешного мира.
Благополучно справившись с длинной фразой, он остановился в поисках
мыслей, судорожно ловя воздух, как выброшенная на берег рыба.
- Так вы мне сейчас расскажете про этот скверный, грешный мир. Мне
так хочется узнать, какой он.
Он с ужасом посмотрел на нее, вспомнив о распутных женщинах, о том
отребье, с которым он сталкивался на извилистых дорогах жизни. Значит, она
не фея, а настоящее земное существо, и, может быть, семена порока заложены
в ней, как были заложены в нем, когда он еще лежал у материнской груди.
Недаром ей не терпится все знать.
- Э, нет! - улыбнулся он. - Человек из скверного, грешного мира не
станет тебе рассказывать ничего дурного. Наоборот, он расскажет тебе про
то, что есть в этом мире хорошего. Расскажет, как он любил лошадей, когда
был мальчишкой, и о первой лошади, на которую сел верхом, и о первой
собственной лошади. Лошадь не то, что человек. Она лучше. Она чистая, вся
как есть чистая. Эх, маленькая фея, хочется мне рассказать тебе одну вещь,
с которой, кажется, ничто на свете не сравнится: это когда я, бывало, сяду
к концу долгого дня на усталую лошадь и только скажу ей словечко, как эта
намаявшаяся за день животина послушно взовьется подо мной и помчит меня
далеко, далеко. Лошади! Это моя давнишняя страсть. Я помешан на лошадях!
Да! Ведь я был когда-то ковбоем.
Она так радостно захлопала в ладоши, что звук этот блаженно рванул
его за сердце, и глаза ее загорелись, когда она вскрикнула:
- Техасским ковбоем! Мне всегда ужасно хотелось увидеть ковбоя. Папа
говорил, что у всех у них ноги дугой. А у вас?
- Я действительно был техасским ковбоем. И, ясное дело, ноги у меня
дугой. Сама подумай, как тут ногам немножко не согнуться, когда ты, совсем
мальчонкой с еще мягкими косточками, только и знаешь, что мчаться верхом.
А ведь мне было всего три годочка, когда я начал ездить. Лошадка моя тоже
была трехлетка, только что объезженная. Я подвел ее к забору, влез на
верхнюю перекладину и махнул оттуда вниз прямо ей на спину. Это была
мексиканская лошадка, сущий дьяволенок по части ляганья, но я мог с ней
делать все, что хотел. Мне сдается, она понимала, что я только малый
ребенок. Многие лошади понимают куда больше, чем мы думаем.
В течение получаса Росс Шенклин изливал свои воспоминания о лошадях,
перескакивая с одного на другое, ни на мгновение, однако, не забывая о