"Чезаре Ломброзо. Гениальность и помешательство" - читать интересную книгу автора

негодяй часто ворует у меня деньги, производит полнейший беспорядок в моих
книгах, открывает ящики и таскает ключи, так что, уберечься от него нет
никакой возможности. Я мучусь постоянно, в особенности по ночам и знаю, что
страдания мои обусловливаются помешательством (frenesia)". В другом письме
он говорит: "Когда я не сплю, мне кажется, что передо мной мелькают в
воздухе яркие огни, и глаза у меня бывают иногда до того воспалены, что я
боюсь потерять зрение; в другое время я слышу страшный грохот, свист,
дребезг, звон колоколов и такой неприятный шум, как будто от боя нескольких
стенных часов. А во сне я вижу, что на меня бросается лошадь и опрокидывает
на землю или что я весь покрыт нечистыми животными. После этого все члены у
меня болят, голова делается тяжелой, но вдруг посреди таких страданий и
ужасов передо мною появляется образ Святой Девы, юной и прекрасной, держащей
на руках своего сына, увенчанного радужным сиянием". По выходе из больницы
он рассказывал тому же Каттанео, что "домовой" распространяет письма, в
которых сообщаются сведения о нем, Тассо. "Я считаю это, -- говорил он, --
одним из тех чудес, какие нередко бывали со мной и в больнице: без сомнения,
это дело какого-нибудь волшебника, на что у меня есть немало доказательств,
и в особенности тот факт, что однажды, в три часа, у меня на глазах исчез
куда-то мой хлеб". Когда Тассо захворал горячкой, его излечила Богородица
своим появлением, и в благодарность ей за это он написал сонет, напоминавший
собою "Messagiero". Дух являлся несчастному поэту в такой осязательной
форме, что он говорил е ним и чуть только не прикасался к нему руками. Этот
дух вызывал в нем идеи, раньше, по его словам, не приходившие ему в голову.
Свифт, отец иронии и юмора, уже в своей молодости предсказал, что его
ожидает помешательство; гуляя однажды по саду с Юнгом, он увидел вяз, на
вершине своей почти лишенный листвы, и сказал: "Я точно так же начну умирать
с головы". До крайности гордый с высшими, Свифт охотно посещал самые грязные
кабаки и там проводил время в обществе картежников. Будучи священником, он
писал книги антирелигиозного содержания, так что о нем говорили, что, прежде
чем дать ему сан епископа, его следует снова окрестить. Слабоумный, глухой,
бессильный, неблагодарный относительно друзей -- так охарактеризовал он сам
себя. Непоследовательность в нем была удивительная: он приходил в страшное
отчаяние по поводу смерти своей нежно любимой Стеллы и в то же самое время
сочинял комические письма "О слугах". Через несколько месяцев после этого он
лишился памяти, и у него остался только прежний резкий, острый как бритва
язык. Потом он впал в мизантропию и целый год провел один, никого не видя,
ни с кем не разговаривая и ничего не читая; по десяти часов в день ходил по
своей комнате, ел всегда стоя, отказывался от мяса и бесился, когда
кто-нибудь входил к нему в комнату. Однако после появления у него чирьев
(вереда) он стал как будто поправляться и часто говорил о себе: "Я
сумасшедший", но этот светлый промежуток продолжался недолго, и бедный Свифт
снова впал в бессмысленное состояние, хотя проблески иронии, сохранившейся в
нем даже и после потери рассудка, еще вспыхивали порою; так, когда в 1745
году устроена была в честь его иллюминация, он прервал свое продолжительное
молчание словами: "Пускай бы эти сумасшедшие хотя не сводили других с ума".
В 1745 году Свифт умер в полном расстройстве умственных способностей.
После него осталось написанное задолго перед этим завещание, в котором он
отказал 11000 фунтов стерлингов в пользу душевнобольных. Сочиненная им тогда
же для себя эпитафия служит выражением ужасных нравственных страданий,
мучивших его постоянно: "Здесь лежит Свифт, сердце которого уже не