"Дэвид Лодж. Академический обмен (Повесть о двух кампусах) " - читать интересную книгу автора

иное, как симптом душевной ипохондрии. Но с недавних пор он стал замечать
за собой потребность в размышлениях о смысле жизни - не больше и не меньше.
В чем-то это было следствием его собственных достижений. Он имел полное
профессорское звание в одном из самых престижных американских
университетов, к тому же расположенном в райском уголке, и уже три года
просидел заведующим кафедрой в соответствии с принятой в штате Эйфория
системой ротации персонала. Он был весьма уважаемым исследователем и имел
длинный и внушительный список публикаций. Значительной прибавки в зарплате
он мог бы добиться, лишь уехав в какое-нибудь Богом проклятое место в
Техасе или на Среднем Западе - но никто в здравом уме не поехал бы туда и
за тысячу долларов в день. Или же он мог пойти по административной части,
приискав себе ректорское место в каком-нибудь колледже, - хотя при нынешнем
состоянии студенческих кампусов это было бы прямой дорогой в могилу. Одним
словом, в возрасте сорока лет Моррис Цапп не мог придумать ничего такого,
чего бы он хотел достичь, и этот факт стал угнетать его.
Конечно, всегда оставалась наука, но она уже исчерпала себя как
средство достижения цели, вследствие чего азарту у Морриса поубавилось.
Теперь он мог не улучшить, а скорее испортить себе репутацию, добавив пару
строчек к своей библиографии, и, осознав это, стал осмотрительней.
Несколько лет назад он с большим энтузиазмом взялся за грандиозный
литературоведческий проект - комментарии к Джейн Остен, охватывающие весь
корпус ее текстов и объясняющие все, что только можно объяснить. Моррис
поставил себе целью исчерпать все вопросы до конца, исследовать романы со
всех мыслимых точек зрения: исторической, биографической, риторической,
мифологической, фрейдистской, юнгианской, экзистенциалистской,
марксистской, структуралистской, христианско-аллегорической, этической,
лингвистической, феноменологической, архетипической - список можно
продолжить. После такого комментария дальнейшие разговоры об этих романах
сразу прекратятся. В задачи предприятия входило, как терпеливо объяснял
интересующимся Цапп, не доставить удовольствие читателям Джейн Остен и не
позаботиться о том, чтобы они лучше ее поняли, и уж менее всего и далее
прославлять саму писательницу, но решительно и бесповоротно остановить
поток ахинеи, которую несут так называемые ученые знатоки. Комментарии
предназначались не для широкого читателя, но для специалиста, который,
заглянув в работу Цаппа, сразу понял бы, что задуманная им книга, статья
или диссертация уже упреждена и теперь, скорее всего, несостоятельна. После
Цаппа дальнейшее - молчанье. Мысль эта приносила ему глубокое
удовлетворение. В свои фаустианские моменты он помышлял продолжить это дело
и, покончив с Джейн Остен, проделать то же самое с крупнейшими английскими
писателями и даже поэтами и драматургами, вовлекая в работу компьютеры и
команды университетских выпускников и неумолимо сокращая зону английской
литературы, свободную от комментариев, что должно будет привести в смятение
всю отрасль и оставить без работы немалое число его коллег. В журналах
воцарится тишина, а кафедры литературы будут напоминать покинутые
призрачные города...
Не стоит сомневаться в том, что Моррис Цапп не слишком высоко ценил
своих собратьев, обихаживающих литературный палисад. Они казались ему
какими-то расплывчатыми, немощными и безответственными существами,
погрязшими в релятивизме, как бегемоты в луже, откуда едва торчат их
ноздри, символизирующие здравый смысл. Они вполне миролюбиво уживались с