"Михаил Литов. Узкий путь " - читать интересную книгу автора

добычей! Новое воронье налетело, да повадки древние, известные! К черту
такую Россию, папаша! Я не крыса, я не побегу с тонущего корабля, я по
призванию капитан и останусь до конца, уйду последним или вовсе не уйду, но
и вмешиваться во всю эту пакостную возню, которую у нас теперь называют
демократией, я не намерен. Отец, да если бы я вовремя не спохватился и не
заработал себе деньжат, я бы при всем том, что деньги нынче все равно что
мусор, оказался бы просто нищим, я бы умер с голоду, и никто бы не сказал:
смотрите, это герой недавнего времени, он для нашего блага говорил правду,
когда все молчали, так давайте поможем ему! Мерзок мир и неблагороден
человек! А ты хочешь, чтобы я все свои деньги кинул в какие-то сомнительные
авантюры, кошке под хвост... Ты уверяешь, что они грязные, эти деньги. Но
как ты можешь быть уверен в справедливости и беспристрастности своего суда?
Кто знает, какие деньги или дела чисты, а какие нет? Кто знает истину?
Покажи мне человека, который знает ее. Я давно хочу спросить тебя...
прости, но я очень давно хочу даже обескуражить тебя, смутить твой покой...
Вот ты всегда видел в моих делах только никчемность и обреченность на
неудачу, а себя ставил мне в пример. Ты сам себе богом и был, а я, творение
твоей сексуальной обаятельности в глазах моей матушки, стал чем-то вроде
изгнанного из рая Адама. Но меня гнетут сомнения, отец... Я иногда даже
смеюсь, посмеиваюсь... Ночью порой смеюсь в подушку, думая о тебе. Хихикаю
в темноте, в тишине... Даже неловко. Но не удержаться! Забавная вещь
происходит... Ты всю жизнь трудился не покладая рук, во всяком случае сам
ты именно так считаешь. Приносил пользу, просвещал. Но ведь я тоже
трудился, и мои труды тоже принесли кому-то пользу, и кто-то тоже мне
благодарен, разве нет, дорогой папаша? Все, как видишь, улажено, чаши весов
не перевешивают ни в какую сторону. Равновесие, как и должно быть в
цивилизованном обществе. Но ты всегда по отношению ко мне был чересчур
вспыльчив... можно подумать, что я тебя обвесил, объегорил! А по сути дела,
ты тянешь одеяло на себя. Но на каком, черт возьми, основании? И вообще,
разреши-ка спросить тебя, папаша: что ты такого сделал примечательного, что
ты за всю свою жизнь хотя бы раз сделал такого особенного, невероятного,
что выводило бы тебя из ряда вон и давало право смотреть на меня свысока?
Наконец вопрос прозвучал. Сергей Демьянович, слушавший сына с
нарастающим негодованием, не знал и не чувствовал, что ужас только
надвигается на него. Он понимал, что оратор клонит к чему-то неприятному,
но не думал, что тот позволит себе такой выпад, вернее сказать, ему и в
голову не приходило, что ценность всей его жизни можно подвергнуть
сомнению, да еще как бы между делом, в разговоре, взять да ляпнуть,
поставить вопрос ребром.
Он был слишком поражен, чтобы вступить в спор или, по крайней мере,
удалиться с достоинством. Раздавленный, он побагровел и выпучил глаза от
настигшей его боли, а в его голове суетливыми искорками метались
фантастические, позорные страхи: простит ли сын ему его напрасно прожитую
жизнь? сочувствует ли? или только смеется по ночам в подушку? Казалось бы,
все ясно - сын предал его, и это нужно оставить так, как уже есть, с этим
уже ничего не поделаешь. Но если сейчас не ответить, не попробовать
выпутаться из страшного положения, в которое поставила его гордыня и
наглость нового поколения, впоследствии он всегда будет думать, что упустил
шанс дать именно блестящую и столь нужную отповедь наглецам и в этом впрямь
выхолостил свою душу и лишил всякого смысла свое существование.