"Михаил Литов. Узкий путь " - читать интересную книгу автора

знай себе в уме отмечала: это ничтожный человек говорит, нечего обольщаться
на его счет... Прекрасно, ничего не скажешь! - выкрикнул астролог с горьким
раздражением. - Отличный ты мне подарок спроворила, Ксенечка!
- Да я, возможно, ошиблась, - отступила Ксения. Горестный вид
Сироткина заставил ее сердце сжаться, она ясно увидела, что он навсегда
останется для нее чем-то вроде взбалмошного, пустякового ребенка и она
берет грех на душу, обижая его обидами, которых не вынес бы и взрослый. -
Ты зря обижаешься... учти и долю шутки, она есть в моих словах, - неловко
добавила она и стала вталкивать заискивающую улыбку прямо другу в глаза.
Сироткин перенапрягся, излагая свои печали, и теперь не имел сил долго
придерживаться одной линии. Его снова заносило в мечты о любви. Обида
рассеялась. Он небрежно кивнул, показывая, что не помнит зла, но и помучить
Ксению, прежде чем по-настоящему простить, тоже следовало. Он сделал вид,
будто перестал ее замечать, каким-то образом потерял вдруг из виду, хотя
ведь действительно не помнит зла и был бы только рад продолжить с нею
приятный, душевный разговор. Его взгляд устремился на небеса, а Ксения
тревожно и странно покосилась на его вздернувшийся профиль, пытаясь
отыскать подтверждение или опровержение внезапно мелькнувшей у нее мысли,
что этот человек, этот злой ребенок самозабвенно, с темной и мятежной
страстью любит ее. Молча, угрюмо несет жгучую тайну своей любви сквозь годы
и обстоятельства, далеко не всегда складывающиеся в его пользу.


Глава вторая

Сироткин не любил бывать в городишке, где в старом
деревянном доме над рекой жил его отец. Почему-то досадно было вспоминать
детство. Спокойно, в забавах, играх, прошло оно, однако этот мирок
разухабистых улочек и зеленых речных берегов, в детские годы
представлявшийся необъятным и ослепительным, теперь с каждым его приездом
становился, казлось, все мельче и ничтожнее, пожалуй, что и глупее. Для
того лишь и был задуман, для того лишь и был создан этот обитаемый уголок,
чтобы человек получил крышу над головой, а для духа, для удовольствий души
не придумали и не устроили ничего стоящего. Сироткин сокрушался о русских,
которые часто строили города исключительно для нужд своего существования,
нимало не заботясь об удовлетворении эстетических потребностей. Он
возмущался своими соплеменниками, которые обладают неприятным свойством на
все, на собственный облик, на свои города, на своих животных и свою природу
напускать неизбывный налет серости, какого-то внутреннего убожества и
юродства. Если же говорить о его бывших земляках, что ж, не их он мысленно
рядил в доспехи былинных героев и выводил на арену ради свершения
богоугодных, святых дел, когда им овладевали патриотические чувства, и не
их поливал отборной бранью, когда отвращение к России переполняло его душу.
Они были для него своего рода подопытными существами, массой характерных
типажей и комических физиономий, вглядываясь в которую с пристальностью
путешественника и исследователя, он лучше понимал, как сам далеко ушел и
сколь многого достиг, оторвавшись от этой массы и больше не живя ее
непотребной жизнью. Он не сомневался, что здешние девушки на улице
оборачиваются и смотрят ему, чисто вымытому и отменно одетому, вслед,
мечтая, чтобы он увез их в свою загадочную, дивную жизнь, а продавщицы в