"Михаил Литов. Узкий путь " - читать интересную книгу автора

движение, не то собираясь уйти, не то придвигаясь к краю площадки, чтобы
броситься вниз головой и покончить счеты с опостылевшей жизнью, до него
дошло, что уже минуту или две мишенью его наблюдений держится не кто иная
как жена писателя Конюхова. Веселая и, пожалуй, двусмысленная улыбка
озарила расплавчатое лицо бизнесмена. Как мгновение назад он, не заботясь о
серьезности облика, оплакивал свое религиозное неумение, словно бы заведомо
лишавшее его душу прав на бессмертие, так теперь беззаботно смеялся над
сотней шальных, ловких и почти неуловимых мыслишек, успевавших поразить
его, пока он думал, что случай не шутя хочет свести его с незнакомкой, о
чем-то терзавшейся на смотровой площадке. Он смеялся и оттого, что Ксения
никогда не узнает ничего о гадости этих его мыслишек, иными словами,
смеялся над жаркой и тошнотворной, но все-таки нужной, чем-то даже полезной
близостью тайны, похожей на гнилой зуб, который доставляет массу хлопот, а
удалить жалко и страшно. Радуясь неожиданности встречи, он позвал женщину.
Ксения, перегнувшись через низкие перильца, посмотрела вниз, но тут же как
бы и соскучилась за этим занятием, потому как разглядеть что-либо в
зарослях было нелегко. Разве что по голосу узнала она Сироткина? И что
подумала о нем? Что он пьян и валяется там, внизу, как те горькие пропойцы,
которым уже давно неведом стыд?
Узнала ли? Наверняка узнала - если не его самого, слившегося с зеленью
и хмельными запахами лета, то уж по крайней мере то ощущение чего-то
отвратительного и опасного, которое в последнее время преследовало ее в его
присутствии. Я все о ней знаю, с гордостью подумал, вообразил Сироткин,
малейшие перемены ее настроения и отношения ко мне не ускользают от моего
внимания. Взбираясь по крутому склону на смотровую площадку, он
посмеивался, мысленно изобличая роящиеся в застигнутом врасплох и смятенном
уме Ксении испуганные, подозрительные и, возможно, брезгливые гипотезы на
его счет. По взгляду, которым она его встретила, он понял, что несокрушимая
стена отчуждения стоит между ними. А ведь еще год, два года назад они не
знали раздора и недоразумений. Само собой, новое в отношении Ксении к нему
обусловлено прежде всего раздражением на его успехи, недостижимые для ее
супруга.
Он часто, весело объяснил Сироткин, бывает здесь, в этом излюбленном
месте дневного и особенно вечернего, интимного отдыха горожан. Порой он
уходит из дома куда глаза глядят, и тогда мысли его неизменно обращаются к
религии. Не о Боге, доказывая или отрицая его существование, он печется, -
это было нескромно для его, Сироткина, скромного положения, - а спрашивает
себя, как случилось, что он не сподобился веры. В конце концов и безверие
тоже изобличает в нем своего рода гордыню. Куда скромнее было бы без всяких
оговорок принять Бога в сердце, а не требовать прежде доказательств его
существования. Но Сироткин теперь и не припомнит, когда, в какую минуту
жизни ясно и окончательно осознал себя атеистом, можно подумать, что он им
родился. Однако это не так, человек рождается с верой, в первых проблесках
сознания у вступающего в жизнь нет и намека на мысль о конечности всего
живого, о смерти, о неизбежном конце человеческой истории. Привилегию
отрицать бессмертие души присвоили себе платные наставники, мнящие себя
учеными, всяческие просветители, эрудиты, а ведь он, между прочим, тоже
эрудит. Беда в том, что нет возможности вернуться к изначальному, законному
состоянию, сбросив иго мертвой, тянущей к земле, а не устремляющей в небо
эрудции. И он страдает оттого, что должен был - уж он-то непременно! -