"Михаил Литов. Узкий путь " - читать интересную книгу автора

оставаться верующим, а возможно, и стать святым, канонизированным церковью,
но кому-то понадобилось превратить его в атеиста, в коротенького,
бескрылого человечка, оставленного Богом. Это не означает, что он плох сам
по себе. Совсем не плох он и в своей ужасной, навязанной ему трагической
роли, но не в пример лучше, величественнее, как-то полнее и колоритнее был
бы, когда б непрошенные воспитатели не впутались не в свое дело и
предоставили ему право развиваться естественным путем.
Ксения, почти не поднимавшая глаз и со строгостью экзаменатора
вникавшая в слова друга, уточнила:
- Естественным? или тем, на который указывает Господь?
- Это одно и то же! - запальчиво крикнул Сироткин. Во всем его облике
сквозило отчаянное, неизвестно куда летящее простодушие, он таращил глаза,
приподнимался на носках и вытягивал шею, чтобы достичь достойной его
высоты. Грудь выпячивалась колесом, а губы не то дрожали, не то опережали в
своей работе произносимые слова, желая превратить речь в бешеную гонку
непонятных, диких звуков. Он чувствовал, что влюблен в Ксению. Влюблен, как
мальчишка. И сознавал, что это великая неожиданность и не менее великая
драгоценность.
Он подумал: мы давно знакомы, а мало знаем друг друга. Это маленькое
открытие огорчило его и в то же время наполнило какими-то смутными
надеждами.
В глазах Ксении он всегда был беспечным малым, который смеется над
верой в чудеса и в загробный мир, теперь же он, словно переродившись в
священнодействующем огне, хочет повернуться к ней другой, незнакомой
стороной. Но как ни удачны, на первый взгляд, его пробы в этом направлении,
ему не удается, судя по всему, потрясти Ксению, ей мешает инерция памяти о
чем-то скверном, принуждает держаться от него на расстоянии. Она
отказывается забыть, что писатель Сироткин перестал существовать и вместо
него возник преуспевающий, самодовольный делец. Впрочем, она и не верила
никогда в его писательские дарования. Ее взгляд свидетельствует, что она
готова разделить с Господом тяготы и ответственность суда над его
преступным, безнравственным преображением, и он узнает вчерашнюю и будущую,
всегдашнюю Ксению, воинственную защитницу правильности и упорядоченности,
сочетания здоровья тела со здоровьем души.
Смутно-догадливым движением души Сироткин постигал, что тут не
отделаешься одними кивками на зависть к его успехам. Кое-какие основания
по-настоящему презирать его были у Ксении. Она презирает его за неправедно,
с ее точки зрения, нажитое богатство, и, разумеется, в ее презрении
присутствует элемент зависти. И все же это не замкнутый и не заколдованный
круг, ибо ее презрение и зависть следует различать, между ними большое и
даже, пожалуй, радикальное различие. Вот только думать об этом Сироткину не
очень-то хочется. Кому приятно сознавать себя объектом зависти и в то же
время тем, кто в той или иной мере достоин презрения?
Просто поразительно! Если есть на свете человек, о котором он никогда
не сказал худого слова, так это она, Ксения, а между тем она стоит сейчас
перед ним, высокая, красивая, гордая, и смотрит на него как на врага.
Почему? Не понимая ни причин, ни цели этой враждебности и торопясь
выправиться, преодолеть ее предубеждение, Сироткин сбивчивой скороговоркой
сыпал больной, как плод воспаленного воображения, рассказ о своих
религиозных метаниях. Пенелопа днем шила, а ночью распускала плащ, он же