"Михаил Литов. Прощение " - читать интересную книгу автора

в мою сторону, он обращался почему-то исключительно к Кире, а та отвечала
ему взглядом проголодавшейся кошечки.
- А что же нам, позвольте спросить, делать? - осведомился я. - Мы
желаем хлеба и зрелищ.
- Ничем не могу вам помочь, - возразил швейцар Кире; можно было
подумать, что я сижу в ее пасти и оттуда обсуждаю с ним наши животрепещущие
проблемы.
Этот негодяй, величественно ступая, подвел нас к табличке, которую нам
следовало изучить со всем тщанием, прежде чем входить, ибо на ней черным по
белому сообщалось то, что он вынужден был, утруждая себя, теперь излагать
вслух.
- Ладно, - сказала Гулечка, - пошли.
Кира с тоской прижалась лбом к стеклу, за которым пестрели счастливцы,
опередившие нас. Меня окликнули.
Я оглянулся. Друг моей юности, рассекая душный воздух радугой
огромного галстука, спускался по мраморной лестнице в удручающую атмосферу
нашего поражения. Ей-богу, его галстук на фоне белоснежной рубахи казался
каким-то нездешним, пожалуй, что и неземным исступлением, безумием, и
истошно поскрипывала его мучительно плоская лакированная обувь. Вот первое,
что пришло мне в голову: пройдет десяток-другой лет, и я, вспоминая этот
эпизод, иными словами, галстук моего друга и обувь его, непременно
воскликну, мысленно и потрясая кулаками: а все-таки мы жили, было когда-то
и наше время!
- Сколько же мы не виделись? - волновался он, протягивая мне руку. -
Каким ветром тебя занесло сюда?
Он, Жора, мог бы вспомнить, как вечно требовал называть его Жоржем, а
я иначил это по-своему и упорно говорил Шарж. Мне было это в ту пору
смешно. Сейчас же мне было не до его меланхолических воспоминаний и
разъяснений, тем более что от моего внимания не ускользнули изумленные
взгляды, которые он бросал на мой диковинный наряд. С другой стороны, по
взглядам, которые бросал на самого Шаржа проклятый швейцар, я уже смекнул,
что мой друг здесь далеко не последний человек. И я сурово произнес:
- Послушай, Шарж, нас не пускают.
- Пропустить! - велел Шарж.
Пусть он остается Шаржем. У меня это сейчас проскользнуло, в общем-то,
случайно, от волнения, даже от испуга, что друг выдаст меня неосторожным
словом, отнимет у меня мою великолепную сказку о богатом живописце.
Швейцар, разумеется, ничего не понял. Он вытянулся по стойке "смирно",
сладко усмехнулся нам и крикнул:
- Слушаюсь!
Дамы были в восторге, и моя репутация поднималась на какие-то
заоблачные высоты. Дамы не заставили себя ждать, кинулись в гостеприимно
распахнутую перед ними швейцаром дверь и очутились в зале, а я придержал
Шаржа за локоть и в двух словах поведал легенду о себе, которой Кира и
Гулечка теперь, надо думать, верили как откровению свыше. Но Шарж не верил
собственным ушам и смотрел на меня с мукой, как бы горюя, что после
нескольких лет нашей разлуки меня уже не узнать, я безумен, я занимаюсь Бог
знает чем!
- А ты кто такой?! - злобным шепотом выкрикнул я. - Можно подумать, ты
многого добился!