"Михаил Литов. Прощение " - читать интересную книгу автора

как бледное, тихо посапывающее сквозь раздувающиеся губы одиночество,
нелюбимая жена Жанна. Нет средств, чтобы купить девушку, которой взалкал,
остается прикидывать, измышлять, вымучивать странные авантюристические
мечтания. Родители мои, убеленные сединами благородные старики высокого
роста и отменного здоровья, любят, когда я прошу у них деньги, ибо в такие
мгновения я недвусмысленно предстаю перед ними неудачником и клоуном.
Затевается продолжительный разговор о шестнадцатилетних полководцах, о
написанных некоторыми литературными счастливцами романах и поэмах в аккурат
до преждевременной гибели и о том, что сами они в моем возрасте были
солидны, тогда как я в свои тридцать лет все еще выгляжу незадачливым
юнцом. Можно в конце концов урвать что-нибудь у Жанны, ссылаясь на
правдоподобное намерение купить некую полезную вещь для расширения своего
кругозора, или даже заявить, что я, как человек, исправно посещающий
службу, имею полное право носить в кармане суммы более значительные, чем
это случалось до сих пор. По крайности сойдет и продажа книг, тех самых,
что принадлежат мне одному. Но все не то, не то... При таком раскладе
капитала только и хватит, чтобы пригласить Августу в средней руки кафе,
выпить, закусывая разноцветными шариками мороженого, бутылку кислого вина и
под занавес посадить мою сочную, по-весеннему цветущую и готовую проглотить
еще три порции тех шариков даму в отвратительно дребезжащий трамвай.

----------------

Утром я надел пиджак, преследующий меня даже во сне, покинул наш
скучный дом и отправился в неприкрытый ужас борьбы за девушку. Мной владело
гневное нетерпение совершить поступок (какой-нибудь), который тотчас
прикует ко мне пристальное внимание Августы и заставит ее всерьез
задуматься о моих достоинствах. После того как я не одну ночь провел в
безрадостных размышлениях о бедственности моего экономического положения;
после того как проворные сновидения пожаловали мне уже не одну
фантастическую подсказку, как добиться желаемого; после всех игр в "за" и
"против", в которых только победоносная мысль, что моя любовь сама по себе
немалая драгоценность, помогала мне избавиться от назойливых, липких
помыслов о всяких дурных поступках, - я пришел к душеспасительному и
блестящему с любой точки зрения выводу, что единственное, на что мне
сужденно уповать, это я сам во всей своей умственной и духовной полноте.
Судя по тому чувству, на какое она замахнулась (я подразумеваю любовь
к Августе), моя душа не столь бедна, как все прочее, чем я способствую
приукрашению нашего мира. У меня было также время рассудить, как лучше, как
целесообразнее распорядиться этим моим существенным достоянием, которого
ведь тоже, при определенном везении и известной степени риска с моей
стороны, могло хватить на покорение гордого и, не исключаю, невозмутимого
сердца моей избранницы. И я усмотрел лишь два пути. Первый: как бы
приотпустить, приотбросить в сторону, хотя бы на время, образ человеческий,
безусловно мне присущий; второй: напротив, поднять его на самую большую
высоту, какая только возможна в моих невеселых обстоятельствах. В обоих
случаях ставка на то, чтобы поразить, напугать, смять мою родную и
желанную. Наша жизнь устроена таким образом, что легко напугать и безумным,
бездонным падением, и чересчур бурными проявлениями человечности. Но, свет
очей моих, откуда же мне знать, что больше поразит тебя и привлечет ко мне?