"Михаил Литов. Почти случайное знакомство " - читать интересную книгу автора

священные писания с их превозношением некоего рая никуда не годятся,
благостный и совершенный Адам - это старо и глупо, и не нужен нам рай хотя
бы даже и с гуриями. Не благодати, не безоблачности и безмятежности мы
ищем, а труда, настоящего труда на более высокой ступени развития, в ином
мире, где шире горизонты познания и постижения, огромнее возможности
живущего, думающего и пишущего.
Пастухов с задумчивостью, почесывая в затылке, возразил:
- Но вы сказали, что уже верите в этот иной мир, и не сомневаетесь,
что будете в нем работать. Для чего же еще говорить с Богом, если для вас
уже и так все ясно и очевидно?
- Я не это имел в виду, не веру, а только своего рода требование. Это,
собственно говоря, постановка вопроса: либо необходимый нам иной мир есть,
и тогда мы понимаем земной путь, как терпеливую подготовку к нему, либо его
нет, и тогда мы только здешние, но понимаем дело так, что готовиться нам не
к чему, а здесь мы ничего совершенного сделать не можем, да и не хотим. Вот
что такое Бог.
- То есть человек и есть Бог?
- Богом становится тот, кто способен удовлетворить нашему требованию.
В сущности, богов много, и у вас, не исключено, свой.
- А вам не тревожно с этим жить? - все раздумывал и колебался
Пастухов, но беспокоил его, кажется, только вопрос, как смотрит Обросов на
его, сугубо пастуховские, шансы приобщиться к прозвучавшей постановке
вопроса. - Ведь, наверное, иной раз закрадывается мысль, что могли бы и
хорошее сделать, книгу написать наилучшим образом, а отказываетесь в силу
поставленного требования и, может быть, упускаете возможности, один раз
данный вам шанс...
- Я не пишу плохой книги, - сухо отпарировал Обросов, - книга,
напротив, получается хорошая. Но я знаю, что мне следует писать лучше, а
сделать это я смогу только в другом мире, не нашем.
- Каким образом вы все это узнаете и познаете, как же вы это о таких
вещах догадываетесь? - пробормотал обескураженный Пастухов. - Нет, точно
скажите, точно и определенно, откуда вы все это берете и как наблюдаете?
- Назовите это умным деланием. Нужно уметь заглядывать в вечность.
- Сложно! Очи горе возводить, что ли?
- Бывают вспышки, бывают прозрения. И что тогда видится?
- Меня об этом не надо спрашивать.
- Я не спрашиваю. Видится словно некая библиотека в огромных,
уводящих в бесконечность проходах, человек, листающий книгу... Вы книжник?
Вы еще это увидите. Сосредоточитесь, поработаете душой - и увидите.
- Было время, - сказал Пастухов, - когда я ходил в простенький, без
изысков построенный, а уютный, однако, добрый монастырек к одному старцу и
был возле него, можно сказать, послушником. Это недалеко от Москвы
происходило. Что ни скажет старец, я исполняю. А он лично ко мне вряд ли и
обращался, просто я все, что бы он ни сказал назидательного, принимал на
свой счет. Он лишнего не требовал, сознавая, что я все-таки обета никакого
не давал и действую только как доброволец. Но, конечно, наставлял. Я уж
старался, никогда с ним не спорил, не возражал ему. Однажды он свалился на
пол в храме во время службы и ногами задрыгал, и все молчат и делают вид,
что ничего не видят, зная, видимо, за ним такие вещи. Я тоже молчу, не
спрашиваю о причинах происшествия ни у него, ни у других. Прошло время. Я