"Михаил Литов. Почти случайное знакомство " - читать интересную книгу автора

был один из многих при старце, но он вдруг всмотрелся в меня и, когда мы
пошли по аллейкам возле все того же храма, задушевно и с некоторой как бы
хитрецой произнес: мне явился светозарный ангел, но я распознал в нем
лукавого. Я молчу, хотя мне странно, что нечистый вроде бы способен принять
столь неподобающий ему облик. Разве Бог и такое попускает? А он улыбнулся и
говорит: ты молчишь, а ведь я вижу, что ты мне не веришь, сомневаешься, и
знаешь, что это у тебя? у тебя, сын мой, помыслы, так не пристало ли мне
наложить на тебя за них епитимью? Вы накладывайте, и я исполню, а
спрашивать и выражаться мне не надлежит, ответил я. Я скажу тебе больше,
говорит он, дьявол порой является даже в облике самого Христа. Тут мне
совсем дивно и чудно стало, а старец все подмечает. Предположил он кое-что
насчет чистки отхожего места, и я, делать нечего, воспринял это как
епитимью, тотчас пошел и то отхожее место вычистил, а затем являюсь на
глаза старцу и опять же молчу. Он, само собой, видит все мои муки и
недоумения, видит и посмеивается. Стал он меня мучить, желая, в сущности,
поскорее прогнать от себя, ибо понял, что я своего сомнения все равно не
превозмогу. Наказывал сильно, а я только лоб морщил. Я был тогда молод,
глуп и в эти как бы послушники попросту сбежал от родителей, потому как
захотелось самостоятельности. А видишь ты, Алексей Петрович, куда я при
этом попал, в какие такие вопросы! Это сейчас они мне могут казаться
сложными и глубокими, потому что я прочитал массу книг и несколько обучился
философии и диалектике, а тогда я все больше склонялся к мысли, что старец
меня всего лишь дурачит. Так вот, я крепко-накрепко сжимал губы, чтобы не
заговорить, сцеплял зубы, из груди выделывал какую-то цыплячью форму, но
разговор с тем стариком уже был, уже стоял у меня в горле, а в голове так
прямо все кипело. И однажды я не выдержал ужаса представления, что дьявол
способен столь далеко заходить в своих кознях и что Богом ему дозволен
этакий размах. Старец усмехается и спрашивает: ну что, есть еще помыслы? А
вокруг него стадо, людишки жмутся к нему, как бараны к пастуху, ловят
каждое его слово. Пойди пойми, кого он спросил, но всем ведь все, похоже,
ясно, и все они уставились именно на меня. Кое-кто уже и рот искривил в
злорадной ухмылке. Мне бы промолчать или наспех сознаться в некоторой
чепухе, в некой общей греховности, но я выкрикнул: есть! А он смотрит
поверх голов пустыми белыми глазами, как слепой; он созерцал иные миры. Но
я увидел, что он испугался моей неожиданности, хотел даже отскочить от
меня, чувствуя некую ересь и боясь заразиться. Я и сам испугался, готов
был, ей-богу, провалиться сквозь землю, однако успел прокричать: да в таком
случае и я могу явиться вам хоть в облике ангела, хоть самого Христа!
Старец и побежал от меня с писком, а меня прогнали, ну, то есть велели в
монастырек больше не ходить. И как ведь гнали! Им, этим духовным детям
старца, ничего не стоило даже избить меня, но они только гнались за мной, и
я, положим, вовсе не убегал сломя голову, а у них все равно было какое-то
сумасшедшее мучение погони, и, как они ни старались в своем умоисступлении,
преодолеть разделяющее нас расстояние им не удавалось.

***

Забегая вперед скажем, что Обросов о многом пожалел, стакнувшись,
хотя и не надолго, с таким беспокойным и говорящим исключительно о личном
человеком, как Пастухов. Он пожалел, прежде всего, о времени, потраченном