"Михаил Литов. Почти случайное знакомство " - читать интересную книгу автора

ведет, кроме как к беспринципности, - его, пустого как брошенная на свалку
бутылка, начинили легко воспламеняющимся, взрывающимся веществом и швырнули
мне под ноги. Что я ушел из редакции, а сотрудник остался, ничего не
значит, бомба все равно следует за мной по пятам, как бы неким злым
волшебством передаваясь любому субъекту, подходящему для того, чтобы
служить ее временным, более или менее случайным, но и вполне надежным
носителем. А мало ли простаков, которых ничего не стоит начинить хоть
маленькой бомбой, предназначенной для меня одного, хоть целым арсеналом,
способным уничтожить весь мир? Мало ли глупцов еще более убедительных, чем
мой коллега? Он даже сумел ввести меня на время в заблуждение, он ведь
сперва все-таки поразил меня своим тоном, а мало ли таких, которые и не
поразят уже ничем и только с самым беззаботным и нелепым видом взорвутся у
меня прямо под ногами? Я бросился на Тверскую и пробежал ее, трусливо
озираясь. Сначала я не понял, для чего это сделал, а потом до меня дошло,
что я понадеялся там не встретить порождений откровенной глупости, избежать
столкновения с опасными для меня теперь недоумками. Уж на Тверской-то
сообщество людей самое что ни на есть разумное и порядочное! - вот была моя
мысль. Ничего не скажешь, наивное предположение. Наконец меня ужаснуло и то
соображение, что подобная наивность может оказаться еще более удобной, чем
массовое утомительное людское недомыслие, почвой для ношения бомбы, и кто
знает, не вобрал ли я уже в себя смертоносный заряд, не внедрился ли в меня
верный залог обязательного в таких обстоятельствах самоубийства. Я был рад,
что получил отпуск и смогу подлечить расшатанные нервы.
Я пошел по Никольской, где мне всегда было весело и забавно в людской
толчее, среди нарядных, светлых домиков большой исторической
достопримечательности. Но на этот раз мне там показалось скучно, тускло и
опасно. Впрочем, я двигался в некий словно бы просвет, а сверху густо и
мрачно свисали лохмотья мрака или тумана, самой что ни на есть причудливой
формы. Я опомнился только в дворике бывшего Богоявленского монастыря, между
высокой прекрасной церковью и еще не возрожденным, насупленным домом
монастырской, пожалуй, архитектуры, где мне в голову неожиданно стукнуло
короткое и показавшееся необычайно емким слово: "Вот!". Я сразу уловил его
смысл. Если мне суждено жить и работать в другом мире, пусть и там будет
такой необыкновенный, красивый, таинственный дворик, куда я буду приходить
успокаиваться и отдыхать душой, избывать недоумения и раздражения,
укрепляться в любви к жизни и в вере в ее осмысленность.
Успокоившись, я отправился домой. От глупцов не увернуться, от них
нет избавления. И пусть я сам тоже довольно-таки глуп. Вряд ли возможно и
то, чтобы их совсем не было в других мирах. Значит, где-нибудь меня все же
да настигнет убийственный взрыв. А пока надо пользоваться заслуженным
отпуском, отдыхать, набираться сил, накапливать опыт, браться за настоящую
работу. Пришло время подвизаться. Я это понял, осознал и постиг. Если я и
шел куда-то, то не иначе как туда, где, переступив некую черту, ясно увижу,
что уже подвизался. Но ведь я и впрямь шел, и именно что шел, и не мог не
идти, и куда же мне было идти, кроме как домой?
Но, войдя в свое жилище, я понял, что оно-то и есть последняя
ловушка, место, где невидимо сойдутся все враждебные мне силы, чтобы
заставить меня разыграть последний акт моей маленькой драмы. Вот оно что!
Вот как я подвизался! Не ускользнуть мне от роли жертвенного агнца и
отчасти самоубийцы. Напрасно я воображал, будто дома буду предоставлен