"Михаил Литов. Почти случайное знакомство " - читать интересную книгу автора

картины вероятного будущего и свое неприязненное отношение к дочери, как я
отчаянно всполошился, жалея ее, не ту маску, что была на ее лице, как и на
лице всякого человека, а ее суть, душу, все, что было действительного и
истинного в ее сердце. Я едва не плакал от жалости к человеку в ней, к
этому растущему человеку, который еще не развился вполне, не заматерел и
только осматривается, только еще начинает по-настоящему на что-то
надеяться, к чему-то стремиться. Мне пришло в голову, что не мог я не
наврать в тех картинах и не мог почувствовать к дочери неприязнь, не
исказив, не искривив прежде собственной души. Она невинна и чиста, а я
хотел овладеть ею. Надо называть вещи своими именами. Она ничего не
замышляет против меня, она и не догадывается, что у меня на уме, она -
ангел, пришедший скрасить мое одиночество и поселить в моем сердце любовь,
а я грязное, развратное животное. И только я это подумал, как мне тут же
захотелось, чтобы она снова была здесь, со мной, чтобы мы сидели рядом на
диване и она прижималась ко мне, а я обдумывал, как же мне вернее,
безошибочнее разыграть свою партию. Наступила ночь, я кричал о своей
пакостности, бегал по комнате, беспокоясь своими гнусными помыслами, а сам
хотел, чтобы вошла Машенька и осталась со мной.

***

Пастухову, как и его другу Обросову, в метафизике Москвы тоже
нашлось удачное применение. Обросов, выходя из дому, сразу любовался
красотой Новодевичьего, а Пастухов жил между Донским и Даниловым, и что до
одного монастыря, что до другого ему нужно было пройти ровно одинаковое
расстояние. Впрочем, Пастухов стремился больше попасть в дальние обители и
даже нередко выезжал для этого за город, а в ближних, в Донском или
Даниловом, бывал в минуты какого-то особенно светлого, приподнятого
настроения, ибо они были для него словно родным домом, но именно такой его
частью, где происходят всевозможные радостные события и праздники и никогда
не куется обычная повседневная жизнь. Познакомившись с Обросовым, Пастухов
несколько времени размышлял над тем обстоятельством, что Новоспасский, где
их и свела судьба, изначально стоял как раз на месте нынешнего Данилова, он
думал, что тут возможна некая художественная идея, которую он со временем
обработает до повестушки в духе магического реализма. Уже сложился и более
или менее четкий сюжет, однако в нем сквозило слишком много эстетского и,
следовательно, затирающего то истинное значение, какое принял для него
Обросов. Вяло пораздумав на начатую таким образом тему, Пастухов затем
бросил ее без огорчения и жалости.
Обросов, наслушавшись о Машеньке, поспешил в Сергиеву Лавру
отряхнуться от ужасающей интимности Пастухова, - и Обросов даже заторопился
с этим, ибо Пастухов оглушил и словно осыпал с ног до головы пеплом, думая
завладеть его волей всей мощью как-то беспорядочно, на манер горной лавины,
нацеленного на нее личного начала. Но поездка случилась несколько позднее,
и она уже не входит в тесноту настоящего повествования. Пастухов же ездил в
Лавру всегда как будто сгоряча, безотчетно и бесцельно, и хотя это
происходило с ним часто, так что он мог бы и осмыслить свои паломничества,
там всякий раз подстерегала его неисправимая странность, заключавшаяся в
том, что он никак не успевал обойти Лавру кругом по улицам и толком
рассмотреть восстановленный Конный двор. Зато он много посвящал времени