"Михаил Литов. Почти случайное знакомство " - читать интересную книгу автора

размалеванная под демоническую женщину, и я увидел возможности совсем
другого общения с ней, легкого, быстрого, жизненного, не требующего ни
глубины признаний и покаяний, ни моих старческих, унылых наставлений. Это
был шанс резко вернуть себе человеческий облик, убрать обезьянье. Я понял,
что тут возможность быстро и трепетно, даже до вертлявости, пробежать возле
нее, Машеньки, остаток своей жизни, проскочить правду, внутренне
разъединяющую нас, не открыться ей, унести тайну с собой в могилу, зато
напоследок еще сильно и как-то даже страстно пожить.
- Ишь как размалевалась, - усмехнулся я. - А ведь не пошло, не
совсем-то и вульгарно. Глуповато? Ну да, есть маленько. Чересчур вызывающе
и броско? Есть и это... а все-таки хорошо. Пусть будет так. Эти
демонические увлечения пройдут, но что-то останется. Что-то даже роковое,
знаешь... Ты сейчас играешь в роковую женщину, а я, поверишь ли, только
сейчас, сегодня, в этом кафе, разглядел, какая ты красивая.
Она улыбнулась, довольная, и опустила головку. Ее, кажется, и раньше
волновал вопрос, как я отношусь к ее внешности, но волновал так, как он
волнует всякую женщину, которой хочется нравиться окружающим. Но когда я
сумел произнести свое признание не совсем обычными для нее словами, она,
похоже, поняла, что ей особенно важно было услышать это от меня.
- Нет, Машенька, правда, - говорил я легко и беззаботно, - ты очень
хорошенькая, и я только сейчас это по-настоящему разглядел. Положим, видел
и раньше, но иначе, не так, чтобы говорить тебе об этом. К тому же не хотел
горячить твое воображение, тешить твое тщеславие. Все это мне казалось
ужасной пустотой. А сейчас вижу, что это важно и что я должен был сделать
это признание, должен был сказать тебе это.
Так между нами растаял лед. При расставании мы впервые поцеловались.
До этого мы только кивали друг другу, и между нами стояла стена, но тут,
когда мы прощались у входа в метро и я думал о том, как бы после
прекрасного разговора в кафе еще и поцеловать ее, она вдруг сама потянулась
ко мне... ну, сказать, что бросилась в мои объятия, это было бы слишком, а
вот что она как-то так особенно вздрогнула в движении, невольном, кажется,
движении, мне навстречу, это верно, это правда. Я потом ехал домой и
задавался вопросом, каково ей было ощутить на своей нежной щеке
прикосновение моей щетины, моего прокуренного рта, моего дыхания из
квартиры одинокого, неухоженного, стареющего, отмирающего человека. Но мне
казалось, что она ушла довольная не только моими признаниями, моим
восхищением ее красотой, но и этим поцелуем, который что-то дал ее молодому
и сильному, но еще страшно неопытному телу. Ведь мои признания после этого
заключались для нее не только в сказанных в кафе словах, но и в том, что я
услужливо, с готовностью мужчины, пусть даже и старого, любезного ей вовсе
не какими-то там мужскими достоинствами, бросился ее целовать.
В том-то и штука, что я не видел в случившемся естественный поцелуй
отца и дочери, и я чувствовал, что она тоже не понимает это только так. Мое
отцовство вообще было для нее несколько относительно, если принять во
внимание, что я расстался с ее матерью и никогда им не помогал. Но там,
возле метро, она об этом не думала, отрешилась от этого, у нее слегка
закружилась голова после всего сказанного мной, от того, как ловко я ввел
ее во взрослый мир, где умные и быстрые мужчины говорят женщинам отличные,
удивительные комплименты. И еще этот поцелуй. Это было для нее очень много
и уж точно что не так, как с ее обычными приятелями. Она действительно