"Михаил Литов. Не стал царем, иноком не стал " - читать интересную книгу автора

- А мало ты попил моей кровушки? - выкрикнула Зоя.
Милованов подивился:
- Выходит, ты за эту кровушку требуешь с меня денег?
- Хоть что-то должно же после тебя остаться и возместить мне мои
убытки! Я слишком много сил и труда вложила в тебя!
Пошире расставила Зоя ноги и плотнее утвердилась на земле, не то
готовясь к изнурительной осаде, не то ожидая даже и настоящего удара. Но
муж, пресекая неприятную для него, безнравственную в его глазах возню, лишь
страшно хлопнул дверью. С самыми необходимыми на первый случай одинокого
житья пожитками он повлекся по заснеженной улице к автобусной остановке. У
него была своя комнатка в квартире с запойно пьющим соседом, и он всегда
мог при необходимости туда вернуться и действительно туда уходил, когда Зоя
казалась ему невыносимой. Из этой ночи неожиданного, досадного, даже
подлого в своей несвоевременности изгнания он мог бы запомнить, присочинив
для выразительности пургу, как его на улице щипал лютый мороз и как он этой
улицы дичился, потому что она была совсем не тем местом, где жаждущему
немедленной работы художнику можно было бы взять в руку кисть и с
решительным видом шагнуть к мольберту. Мог бы он из той поры запомнить и
свое жизнеустройство в комнатенке, которое вышло для него, взявшего у
терпеливых людей денег в долг, не совершенно и худым, а даже вполне
насыщенным, хорошим в творческом смысле. Но запомнил он не это, а главным
образом ожидание бега Зои ему вдогонку, доходящее даже до видений, ибо
оттого, что он слишком верил в свою правоту и слишком не сомневался, что
Зоя должна очень скоро понять несправедливость своего поступка, он почти
что наяву видел, как Зоя с криком бежит за ним, чтобы вернуть его или хотя
бы дать ему денег. Любви к Зое у него уже не было, но была большая привычка
жить с ней, которая умела делать его чувство к жене более значительным, чем
прошлая любовь, соединившая их более или менее случайно. И сейчас в нем
заговорило именно такое значительное чувство, сочетавшее в себе и любовь, и
ненависть, и оно порождало галлюцинации, он слышал топот за спиной, ему
виделось вдруг, что Зоя, не заметив его, успела забежать далеко вперед и
мечется на автобусной остановке, в отчаянии заламывая руки. А рядом, т. е.
прямо где-то в этом головокружении от любовных мечтаний, другое, трезвое,
чувство подсказывало злорадным шепотом, что Зоя не побежит за ним, даже и
раскаявшись в своем поступке, что она никогда первой не сделает шаг к
примирению, а уж тем более не станет разыгрывать какую-то мелодраму,
нарушающую рисунок ее горделивости и гармонию ее самовлюбленности.
Столкновение этих двух чувств опрокидывало Милованова в муку, и он говорил
между ночными домами вслух, выделывая в своем горестном бреду эти нелепые
перлы о рисунке и гармонии.
А Зоя запомнила, отлично, навсегда запомнила, как к ней в ее
покинутости - ибо уже на следующий день ей предпочтительней показалось
понимать дело таким образом, что это Милованов бросил ее, чем искать себе
оправданий, почему это она вытолкала его в ночь без средств к
существованию, - пришла на помощь верная Любушка, нашла ей через знакомых
небольшую торговую должность. Стала Зоя, образованная, умная, гордая
женщина, торговать какой-то мелочовкой на улицах, бегая от милиции. Как же
это не запомнить! С тех пор сохранился в ее душе уголок и для теплых чувств
по отношению к московским стражам порядка, ибо она, красивая и веселая на
вид толстушка, нравилась им, и они ее не трогали, не тащили в участок, а