"Михаил Литов. Картина паломничества " - читать интересную книгу автора

- Я пришел поглядеть, и это, между прочим, вполне укладывается в схему
Леонтьева. Начинаю с малого, скажем, с признания, что наукой Бога не
опровергнуть и не свергнуть. С малого иной раз и начинается большой путь.
- Однако знаешь, что к вере не придешь.
- Знаю, - усмехнулся Чулихин. - И ты о себе это тоже знаешь.
Спустились вниз. Жену Обузов поставил в очередь перед купальней, а сам
в раздражении метался по шедшим кругами аллеям. Буслов пристроился, на
правах знакомого, возле Авдотьи, спутники же его, не думавшие идти в
купальню, присели на ступеньках закрытой на замок беседки. Обузов, и без
того недовольный всякими церемониями, отягощавшими его путь сюда, возле
источника вовсе впал в неистовство; ведь он полагал предпринять процедуру
исцеления более или менее цивилизованно, а складывалось дело теперь на
редкость дико, упершись в задержку из толпы людей, среди которых никто не
внушал ему, Обузову, ни малейшего уважения. Эти люди, в толпе которых он не
видел ни одного достойного конкурента и противника себе, каким-то диким
образом, опираясь на суеверия и пустые условности, вынуждали его ждать и
томиться, мешали ему просто пройти в будку над источником и плюхнуться в
воду, предоставляя святому возможность одарить его исцелением. Чувствовал
он, что пошел на поводу у глупцов, невежественных людишек, у тех, кто не
ценит времени и готов терять его на никчемные ритуалы, предаваясь жалким
надеждам, нелепым мечтаниям. Какой святой? Где он? Ничего святого не видел
Обузов в этом месте. А получалось, что и он, уподобляясь мелким простецам,
притащился в невероятную даль и глушь только для того, чтобы вымаливать
себе здоровья и счастья у пустоты, у несуществующего.
Достав из сумки блокнот, Чулихин делал карандашом зарисовки. От
усердия он высунул язык и часто облизывал им пересохшие губы. Уже пошла
подготовительная работа к будущей картине, хотя он еще не добился у Буслова
и Лоскутникова согласия сделаться ее героями, да и не начинал пока о том
окончательного разговора. А может быть, он не считал себя обязанным
спрашивать их согласия. То и дело у беседки между гуляющими возникал быстро
и разгорячено шагающий Обузов, и, взглянув на склоненного над блокнотом
живописца и на Лоскутникова, который через плечо того заглядывал в блокнот,
он принимался знаками выражать свое негодование и нетерпение, а Чулихин
сочувственно кивал ему и снова включался в свою работу, провожая
взбешенного бизнесмена легкой усмешкой.
- Я знал, что не полезу в источник, - тихо говорил Лоскутников, - но
только не признавался себе в этом. Я этого и не обсуждал с собой. Однако в
глубине души знал. Но в этом нет никакого протеста и сопротивления, в этом
только нежелание одно.
- Нежелание чего?
- Вообще ничего.
- Ну, что ты, милый мой, как можно ничего не желать.
- Ничего внешнего, навязывающего себя, - уныло пояснил Лоскутников. -
Мне прежде надо разобраться с самим собой, понять, к чему я пришел и что
меня ждет. А уже потом все эти источники, монастыри или еще, может быть,
какие-то книжки и картины.
- Ты же знаешь, я тебе в этом вопросе не помощник.
- Я на тебя и не надеюсь.
- А на Буслова?
- На Буслова, ну, может быть, на него чуточку и надеюсь. Хотя,