"Михаил Литов. Картина паломничества " - читать интересную книгу автора

Лоскутников полюбившуюся зуровскую фразу. Вышли! Сколько православной
сказки и мистики в этих словах! Как не полюбить вышедшие словно сами по
себе святыни? Но не то происходит, когда и ему довелось выйти, вылететь из
родного гнезда. Не выходит из обители, из неких высоких ворот, украшенных
стройной церковью, не вырастает как будто из-под земли старая медная
хоругвь, а маячит, мощно шевелится впереди зад обузовской женки.
Лоскутников роптал на обыденность. Как же раньше он не обращал внимания на
эту сторону жизни, почему не задумывался над губительной постылостью
медленного, прозаического разворачивания и течения того, что в
действительности непременно должно быть овеяно поэзией? Как же это он жил с
наивным и слепым представлением внутри очарованной души, что к святым
источникам летят на прозрачных ангельских крыльях, а не бредут по дороге,
сгибаясь от усталости и раздражения на попутчиков? Как же вышло у него это
незнание истинного положения вещей, и как он мог прожить с ним добрую
половину жизни?
Или не стоит упускать эту желающую рассеяться и улетучиться наивность,
а нужно цепляться за нее, как за источник, бьющий в твоей собственной душе
и обещающий тебе некую личную святость? Может, хоругвь медная старая именно
из нее выйдет, и вера на ней взрастет?
Теперь казалось Лоскутникову, что еще минуту назад он верил, что и
камни живы, а деревья бережно хранят отличия, которые назначил им Адам в
раю; он подумал, что было у него богатство иного рода, не то, которое он
добыл честным трудом постижения, заданного Бусловым, а изначальное,
райское, он же его расточил ни на что. И не поймешь, как это случилось.
Имел богатство, не подозревая о том, да внезапно потерял, и тогда только
открылось, сколько им всего упущено и потеряно. И почти всегда, может быть
каждую минуту, происходит подобное. Лоскутников почувствовал себя
переменчивым, но не гибким, не умным. Его охватила тоска, и из ее тесной
бури был только один-единственный выход, как ночь темный, в который уже
рвалась ярость, злобно высвечивая спутников, как если бы они и были
истинными виновниками его утрат. Никогда прежде не приходилось душе
Лоскутникова бывать в такой бесовской давке.
Коммерсант стонал, теряя последние силы, но продолжал вышагивать во
главе маленького отряда, и мысли не допуская, что кто-то может обогнать
его.
- Скоро уже? - гулко и страстно он мучился.
- Вон за тем поворотом, - обещал Чулихин.
Просияет Обузов, глянет бодрячком. А за поворотом нет обещанного конца
пути. Но каждый раз чувствовал Обузов себя триумфатором, когда Чулихин
мягким обманом поднимал и заставлял двигаться дальше его просевшую было
мощь.
Вдруг они увидели на просторной заасфальтированной площадке множество
машин, автобусы там круто горбили лысые спины, и из них, скрещивая короткие
тени, выскакивали энергичные люди. Солнце встало высоко и круглилось в
каком-то простодушном удивлении над этим местом. Народ непринужденно,
помахивая полотенцами и пустыми бутылками, с ярмарочным гомоном вливался в
узкий простой переулок. Чулихин не одобрял полотенца, зная, что после
купания в источнике обтираться не положено, но люди, коллективным разумом
угадывая эту исключительную правильность его знания, пытавшуюся устроиться
особняком, только поблескивали по нему мимоходом безразличным и слегка