"Михаил Литов. Картина паломничества " - читать интересную книгу автора

будет ли означать для меня путь к святому источнику и от него к монастырю
какое-то реальное продвижение к вере? Да нет же, я не уступаю в крепости
стенам нашего кремля, в непрошибаемости - рыночной бабе, знающей лишь свою
маленькую торговлю, в косности - трехсотлетнему дубу.
- Что тебе нужно от нас? - прервал живописца Буслов.
- Я сделаю вас героями своей картины.
- А это мы еще посмотрим! - выкрикнул Лоскутников в неожиданной
ярости.
Минута четкой запальчивости произошла вдруг у будущего паломника. Под
шум ударившей откуда-то музыки он с брызгом слюны вертелся и прыгал возле
столика в буре неясных, преимущественно тоскливых чувств, но это не
производило никакого впечатления на Чулихина, твердо положившего
запечатлеть на холсте идейность своих друзей, и на Буслова, который в
тесноте своего существования медленно и терпеливо проворачивал высшие
сумрачные вопросы бытия. Лоскутников наконец затих и отдышался.
- Я живу в большом доме, и под окнами у меня огромный двор, - сказал
живописец. - И от этого я пляшу. Из этого двора я уйду с вами, из этого
дома. А с ними у меня многое связано, скажу больше, даже именно там у меня
появилось какое-то самое полное и едва ли не окончательное представление,
что такое наш мир. Я туда сношу заработанные в поте лица денежки, питаюсь,
запихивая в рот основательный кусок колбасы. И, разумеется, высшие вопросы.
Как же без них? Сажусь в уголок с книжкой Леонтьева, и словами не передать,
какое это очарование. Каждое слово у него - словно мое, словно из глубины
моей души, словно вырезано с мясом из моего сердца! Книжку Розанова беру!
Книжку расстриги Бухарева! Я словно в волшебном лесу! В океане чудесных
превращений! Мыслящим дельфином плыву, разрешившим все проклятые вопросы
китом бросаю фонтанчики воды, чистой и прозрачной, как кровь святого.
Сколько раз я ловил себя на том, что, выйдя вдруг во двор, замираю,
застываю в оторопи и глаз не могу оторвать от мамаш, которые, под предлогом
выгула детишек, сбиваются в кучи и несут отвратительную околесицу. Глаз не
могу отвести от дни напролет дико играющих в домино мужиков, которых и не
понять, молоды они или стары. Ради чего жизнь? Ради этой затянувшейся
глупости? Кто и какую цель преследовал, создавая этих глупцов?
- И ради чего же Леонтьев книжки писал? - ожесточился по-своему
Лоскутников на людишек, искушающих дух живописца в минуты его здоровья и
нравственного взлета.
- Он нас спасти хотел! - выкрикнул тот.
- Не спас!
Чулихин не сдавался, не шел на уступки:
- Мы трое уже спасены! - доказывал он.
Не помнил Чулихин, как и из кафе ушел, и не ведал, захмелевший, что с
ним случалось и обозначалось в пути. В последовательности решения
сопутствовать Буслову и Лоскутникову, Бог знает что ищущим на земле, он
коротко прошел от минутных колебаний к безупречной цельности и твердости
всего своего существа и после такой вершины и такой кульминации мог быть
уже только надежным исполнителем собственного плана создания широкого
полотна скитаний тех двоих по святым местам. Были у него и особые задумки
на их счет, как если бы он действительно знал, как обострить их черты,
выпятить в них самое существенное, чтобы потом уже без затруднений
перенести на холст. Он руководствовался интуицией. Бог не дал ему великого