"Михаил Литов. Картина паломничества " - читать интересную книгу автора

не стал ли он снова жертвой выдумки творца человеческих анекдотов. В этой
паузе Чулихин переводил удивленный взгляд с одного своего знакомого на
другого, потом, расцветившись догадкой, хлопнул себя по лбу и несколько раз
громко ударил ладонями в стол.
- Что такое? В чем дело? - восклицал он. Но вот наступило прозрение, и
живописец даже смеялся от простоты ситуации, когда все стало на свои места:
уже стучала в его голове мысль, что этим двоим непременно нужно помириться.
Чего проще! - А, начинаю соображать... Неужели? Значит, вы и есть... -
говорил он с небрежной бредовостью. - Теперь я даже припоминаю, что вы
действительно знакомы. Ну, какой я поверхностный человек! Почему я сразу не
предположил и не смекнул, что вы оба всего лишь загадали мне загадку? Да
вы, кажется, в газете одной... а к тому же и история произошла между вами!
Я должен был догадаться!
Он смеялся и бубнил, прерываясь коротким и хаотическим звоном
восклицаний. Лоскутников и Буслов смотрели на него с одинаково растущим у
них подозрением, что тут опять и впрямь интрига со стороны этого странного,
легкомысленного и в то же время давящего на какие-то больные струны души
выдумщика.
- Ну, хватит, - оборвал веселье Чулихин. - Что вам дуться друг на
друга? Ходите вместе.
Он сосредоточился на официанте, завертевшейся под его тяжелой и
властной рукой с закусками, с бутылками превосходного вина. Переведя дух,
расселись участники трапезы вокруг столика.
- Этого человека, - Буслов указал на Лоскутникова, - я слишком хорошо
знаю, он не может быть мне интересен. Для чего мне с ним ходить! А если у
меня с ним начнутся разговоры, все в конце концов опять сойдется на моей
жене, упрется в вопрос о моем отношении к ней и его отношении к ней. Зачем
это? Никакая женщина не стоит того, чтобы ради нее ломать копья.
Лоскутников пропустил обидные для него слова мимо ушей, да еще и жадно
насыщавшийся Чулихин для верности отмахнулся от них, и Буслов остался в
одиночестве, непонятый в своей мрачной непримиримости. Лоскутников сказал:
- Я готов ходить, если под этим подразумевается то, что и я имею в
виду. Во всяком случае, я готов сделать первый шаг к примирению. Мне важно
знать, Буслов, все ли у тебя в порядке после увольнения из газеты и как ты
устроился, потеряв кусок хлеба, - закончил он внушительно, желая дать
Буслову представление о силе своего сочувствия к его вероятным бедствиям.
- Я нормально устроился, - возразил Буслов. - Я не из-за тебя уволился
из газеты, я вообще ушел, и у меня теперь новые хлеба. Я написал книжку, и
издательство приняло ее.
- Книжку? Ты написал книжку?
- Я говорил тебе, что он пишет, - вмешался Чулихин. - И наша
литература была бы цветущим садом, если бы все писали хотя бы вполовину
так, как он!
- С книжкой этой я просто слегка подхалтурил, ради денег, - перебил
Буслов. - Мне и дали аванс. Не Бог весть какие деньги, но все же... А по
выходе книжки я получу весь гонорар целиком. Я хочу какое-то время пожить
литературным трудом.
- Ты всегда им должен жить, - уверял живописец. - Ты создан для такой
жизни.
Лоскутников немного, хотя и с достаточной злостью, горькой и