"Михаил Литов. Картина паломничества " - читать интересную книгу автора

- А если кто-то уже стар и ему некогда все это познавать, читать и
смотреть, как тогда быть? - запищал Лоскутников будто со стороны чужим
голосом, как бы из души человека, не вовлеченного в разговор, но так или
иначе им задетого и даже, может быть, уязвленного.
- За всех я не могу думать и искать, - резко ответил Буслов. - Пусть
каждый на своем месте беспокоится и сам все решает. А то привыкли за чужой
счет... Из чужих рук хотят кормиться. А ты сделай все, на что способен, ты
утвердись самостоятельно, ты отлично, отлично сделай предназначенное тебе -
и все иначе сложится, да, да, ты изумишься, потому что душа переменится и
совсем другое будет положение вокруг в целой стране! - закончил Буслов с
некоторым умоисступлением. Его глаза засверкали, горящими угольками
замельтешили в обступившей некстати помянутую душу Лоскутникова тьме,
вычерчивая траектории полета в страну будущего, в страну мечты, которая
внезапно приоткрылась за порывом его одержимости.
Нехорошо было на душе Лоскутникова, снующей мышонком. Он старался не
сойти с твердой почвы, рассуждать в каком-то неусыпном отрезвлении. Буслов
этот, томился Лоскутников сухим и жестким рассуждением, не продвинулся
дальше унылой провинциальной газеты, и рога на голову принял, а послушать
его, выходит, что он вовсю утверждает и подтверждает свою
самостоятельность, я же рядом с ним как есть растерянный зверек и верчусь,
кручусь... он будто бы манерно и изысканно вертится, а я - ничтожным
простецом! Всматривался Лоскутников в Буслова, пожелавшего предстать перед
ним в обличье умного и гордого просветителя, а получалось, что высматривал
и выслеживал самого себя, но куда ни глянет, там уже и след его простыл. Он
подозревал, что этот обидный для него фокус устроил приятель.
Но Буслов, должно быть, читал Карамзина, по крайней мере, последние
тома его "Истории", и это у Буслова вымахивало в преимущество, с которым
трудно, а то и незачем было спорить. Лоскутников упал на стул. Под
пристальным и насмешливым взглядом своего мучителя он хотел с некоторой
горделивостью скрестить руки на груди, но когда поднял их и стал приводить
в нужный ему порядок, они взбунтовались и легли совсем не так, как
следовало, и вышло, что он, скорее, схватился за грудь с какой-то немощью,
как бы даже последней жалобностью угасающего человека. И то сказать, чаю не
предложил, - думал Лоскутников, нелепо корчась на стуле. - Я к нему как
человек к человеку, я к нему как к другу пришел, за советом, за поддержкой,
может быть, я даже пришел к нему как к старшему другу, как к более
сведущему и умудренному, а он чаю для меня пожалел! Отвращение внушал ему
Буслов. Но потом он вспомнил, что чай пить хозяин как раз предлагал, и
тогда уже заново показался ему Буслов действительно старшим другом,
учителем, на редкость сведущим и умудренным человеком. А как просветил! В
одно мгновение разъяснил все, рассеял бессмысленные тревоги и свел на нет
нелепые страхи. Словно солнце взошло посреди темной ночи, и сквозь это
солнце просвечивал опять же Буслов. Лоскутников, постигший теперь, где
искать, где и как внимать подлинности страны, в порыве благоговения
заторопился к личности Буслова. Тот стал слегка заслоняться и делать
склонности к бегству, маневрируя не вполне достойным его нового значения
образом. Он как будто принялся разбрасывать гаденького вида преграды перед
набегающим Лоскутниковым, даже, подлец, защитно подванивал, как иное
животное, и еще менее кажется шуткой, что в некоторые мгновения, жутковато
играя в прятки, он вдруг призрачно высовывал бледную и мрачную физиономию