"Семен Липкин. Записки жильца" - читать интересную книгу автора

обретал возможность укорениться, наполниться силой.
Теперь, после нашей победы над гитлеровцами, нам стало несколько легче
если не постигнуть, то хотя бы попытаться постичь то движение, которое
началось в семнадцатом году, и мы, еще не добравшись до сути его, способны
установить по крайней мере одну, может быть, и не главную, но примечательную
закономерность. Идеологи, вожди движения и у нас и за границей, были, как
правило, натурами не совсем здоровыми. Кто страдал припадками, кто умер от
прогрессивного паралича в нестарые свои годы. Как и среди воров, немало было
среди функционеров первых - да и последующих - призывов людей с искаженной
психикой. А опирались они на особи здоровые до тупости. Им нужен был не
мыслящий тростник, а бездумная палица.
Когда начал свою функционерскую деятельность Костя Помолов, для него
такой опорой стал гигант кочегар Тарадаш. До захвата власти партия еще не
думала о новом типе своих членов, и Помолов, вовлеченный в нее Гриневым, еще
походил на Гринева. Дальнейшая история партии состоит в том, что она
становилась все более близкой к черни, умные заменялись ловкими,
интеллигенты - чиновниками. Если человек хотел выдвинуться, то он мог
сколько угодно проявлять свою готовность совершать преступления, проявлять
бесстрашие, исполнительность, физическую развитость, хорошую память, но
только не ум. Действительно умным оказывался тот, кто тщательно скрывал свой
ум.
Когда Миша Лоренц был в Германии, один военный журналист, заехавший к
ним в Каменц, рассказал с опаской и восторгом: Сталину захотелось объявить
себя генералиссимусом; было решено, что маршалы, собравшись, предложат ему
этот суворовский титул. Собрались, предложили. Дали слово маршалу Еременко.
Он сказал: "Я тоже предлагаю присвоить нашему дорогому товарищу Сталину
звание генералиссимуса. Это укрепит авторитет товарища Сталина в народе и
армии, да и мы его будем больше бояться, когда он станет генералиссимусом".
Сталин улыбнулся, ответил: "Пусть Еременко не беспокоится за авторитет
товарища Сталина. А бояться он меня все равно будет, даже если я останусь
маршалом". Журналист в этом анекдоте увидел безмерную глупость Еременко.
Напрасно. Может быть, в том-то и состоял ум боевого маршала, чтобы
показаться простачком-дурачком...
Как и многих матросов каботажного плавания, кочегара Тарадаша поздно
мобилизовали, а тут подоспели большевики, мир хижинам, война дворцам, и
Тарадаш, и года не пробыв на фронте, вернулся домой. Он испытывал
благодарность к большевикам, вызволившим его из окопов, и ни разу в голову
не пришла ему мысль, что воевавшая Европа обрела мир - и хижины ее и дворцы
- и одни только русские продолжают воевать, но уже не с немцами, а с
русскими. Когда Помолов как дважды два объяснил ему программу партии,
Тарадаш и сам стал большевиком. Собственно говоря, партии в нашем городе еще
не было, создавался комитет, и в него-то вошел Тарадаш. Все, что он знал, он
узнал от Помолова, но искренно был убежден в том, что до всего дошел своим
умом, и он с жаром излагал Помолову те самые прописные истины, которые от
него же впервые услышал. Раньше он выделялся среди товарищей ростом и силой.
Теперь он хорошо видел, что он и умнее других. Он побеждал в спорах, потому
что собеседники размышляли, а он верил, они не знали дороги, а он знал. Он
был высокомерен, но каждому давал возможность сравняться с собой, стать
таким же умным, сознательным. "Главное - поймать идею за фост", -
самодовольно поучал он товарищей.