"Семен Липкин. Записки жильца" - читать интересную книгу автора

перебирая ногами, вскочил в одну из лавок. Она тут же за ним закрылась.
Александр Рафаилович и Миша повернули назад. У Карантинной они услышали
топот и побежали. Вдруг они увидели греческую кофейню. Ее летний зал был
просто частью улицы, почти до самой мостовой доходила ограда. Между
каменными столбиками, как паруса, надутые ветром, зыбились продранные
брезентовые занавеси. Из того же брезента был сделан тент. Сама кофейня
была, разумеется, заперта, люди скрылись быстро - стулья опрокинуты, на
одном из столов остались кости нардов, на асфальтовом полу среди подвижных
солнечных пятен валялись раскрытая полураздавленная коробка папирос "Сальве"
и прибор наргиле.
Они вошли в летний зал, присели, тяжело дыша, и стали смотреть сквозь
продранные занавеси. Появились петлюровцы.
Это хаты с соломенными папахами и вишневыми садочками, это дикое,
буйное поле, это запорожская сечь, это половецкая кочевая орда хлынула в
город мирных ремесел и магазинов, банков и таможни, думы и биржи, кофеен и
университета, казарм и заводов, в город, в котором не сеяли, не жали, не
задавали корм скотине, но который жил за счет тех, кто в поте лица сеял и
жал, - город столь опасный, коварный и притягательный.
Понимаем ли мы сущность восстаний? Кто, собственно говоря, восстает? Ну
хорошо, в Париже строили баррикады знатоки Сен-Симона и Фурье. Не последние
дураки были и у нас на Сенатской площади. А кто были те повстанцы, которых
повел Муссолини? Или те, что в американском городке поднялись против судьи и
шерифа и линчевали негров? Или те, что в октябре семнадцатого года громили
булочные, а потом приходили ночью с мандатом, чтобы изымать излишки у
перепуганных жителей? Простые люди, мы с вами, рабочие, крестьяне, трудовая
интеллигенция. Не разными путями шли к Петлюре и в Красную Армию, не
разными. Семнадцатый год имел предшественников в прошлые времена, даже в
глубокой древности, но только в семнадцатом году, впервые за всю свою
победную мощь, народ восстал не против деспотии, а против демократии.
Националистический социализм (родившийся у нас в России) и сейчас не
прекратил свое движение. Он, националистический социализм, иногда называемый
фашизмом, есть самое реакционное движение самых широких народных масс.
В город ворвался, видимо, передовой отряд. Всадники, живописно одетые в
лохматые шапки, в бурки, в пестрые жупаны, в английские френчи, в кожаные
штаны, ловко, небрежно сидели на лошадках, казавшихся маленькими по
сравнению с этими рослыми, загорелыми богатырями, обвешанными патронными
лентами, с пистолетами, саблями.
Они были веселы и если пьяны, то от спирта победы, от захвата этого
всегда нарядного, богатого, с презрительным прищуром города. Один из
всадников, с перекошенным от сабельного удара ртом, играл на гитаре что-то
заунывное, играл неумело, но зато сидя верхом! Другой, без шапки,
остриженный, как сечевик, с косичкой, почему-то держал в свободной руке
большую бронзовую чернильницу. "Пан писарь", - подумал Миша. Впереди, но не
самым первым, скакал красивый, с черными усиками над пухлой губой, совсем
молоденький завоеватель. Знамя, желто-лазурное, как небо, трепетало над
шоколадной гривой его коня. С краю возвышался великан, пожилой человек в
очках, похожий на капельдинера в нашем оперном театре. Голубая матерчатая
нашивка в виде бутона виднелась во впадине его остроконечной смушковой
шапки. Он толкнул нагайкой соседнего верхового (того, кто играл на гитаре) и
громко крикнул: