"Семен Липкин. Записки жильца" - читать интересную книгу автора

принадлежал виноторговцу), и там-то поселилась семья приезжих Сосновиков:
Чемадурова приютила ее по просьбе Антона Васильевича.
Одни мужчины нравятся только мужчинам, другие - и мужчинам и женщинам,
третьи - только женщинам. Вольф Сосновик относился к третьему типу. Женщины
любили его, потому что чувствовали, что он любит их, и только их. Его
круглые глаза, щегольские, чуть рыжеватые усы, постоянная веселость,
здоровая, хорошо одетая плоть сулили им одну лишь радость, легкость жизни
без ее нудных забот, семейных сцен, болезней, безденежья. Такие мужчины
обычно очень плохие отцы и мужья, но их обожают и жены и дети. Люди они
большей частью пустые, но среди женщин, даже некрасивых, они умнеют,
по-настоящему умнеют, обмана здесь нет.
Застенчивая Фрида Сосновик беззаветно любила своего мужа. Она была
умнее Вольфа и понимала это, но свой ум она считала слабостью, а пустоту
Вольфа - силой. Она не хотела уезжать из Петрограда, у нее были дурные
предчувствия, но разве она могла пойти наперекор Вольфу? А он рвался на юг,
к французам.
Безропотно переносила Фрида тяжесть дороги, долгой, иногда опасной,
духоту зеленого вагона (ей, беспомощной, с раздутым животом, приходилось
особенно трудно), безропотно переносила жизнь в сырой, полутемной комнате.
Она не любила свое временное жилье со ржавым засовом на дверях, ведущих
в магазин, окно с решеткой, гул шагов и стук дверей парадного хода, куда
выходило это окно, и большую часть времени проводила на дворе. На дворе она
и готовила. Над шведской плитой поднимался, властно распространяясь, запах
жидкого гусиного сала, фаршированной рыбы, хрена - дразнящий, вкусный запах
еды изгнания.
Еля, ее девочка, страдала детским параличом. Ее ножки были одеты в
гипсовые бандажи, коричневые, с блестящими крючочками для шнурков. Она почти
всегда сидела на дворе рядом с матерью на низкой складной скамеечке с
парусиновым сиденьем, читала или мыла куклу в игрушечном корыте. Эта
начитанная девятилетняя девочка почему-то любила возиться с куклой. Больно
было на них смотреть, когда они шли к дворовому крану, мать - с ведром, Еля
- с красным в синюю каемку ведерком, шли переваливаясь, слабые, одна - с
восьмимесячным животом, другая - на кривых гипсовых ножках.
В доме у них был достаток. Говорили, что зубной техник вывез из
Петрограда золото, что он ходит на черную биржу в наш Пале-Рояль, что скоро
эта семья переедет в хорошую квартиру. По словам Вольфа, в Петрограде они
жили отлично. У него было нечто вроде чиновничьей шинели с пелеринкой (как у
Гоголя, а, не правда ли?), и он рассказывал, блистая круглыми глазами и
золотом зубов, как, бывало, выйдет он, Вольф Сосновик (такой, каким вы меня
видите!), на Невский, кликнет ваньку, скажет: "Поди!" - и полетит, а кругом
снег, вежливые городовые, газовые фонари... Миша Лоренц слушал его с
восторгом, но однажды Вольф вынул при нем свои золотые зубы и опустил их в
граненый стаканчик. Миша испугался, в этом было что-то нечеловеческое, и
долгое время он с пугливым трепетом смотрел на пустого болтуна Вольфа
Сосновика.
Мишу и Володю Варути, не находивших себе товарищей среди соседских
забияк, тянуло к несчастной, всегда спокойно-веселой девочке с таким
странным, неюжным произношением. Иногда они брали ее под руки и выводили
гулять в Николаевский сад, осторожно переходя мостовую, и женщины умиленно
смотрели на них, а некоторые плакали чистыми, освежающими душу слезами. А