"Семен Липкин. Записки жильца" - читать интересную книгу автора

уже целился на место в банке, и тех умных, развитых, кто объявлял себя
эсдеком или эсером. Почему же он все это презирал и ненавидел? Потому что он
алкал богатства, но не обладал ни смелостью, ни терпением, ни такой
практической сметкой, которая не вступала бы в конфликт с уголовным кодексом
и всеми десятью заповедями. Он алкал общественного блеска, но не было у него
ни ума, ни способностей. Цели его не были ясны ему самому, но он чувствовал,
что достигнет их только обходным путем. Он говорил таким же, как он,
завсегдатаям магазина восточных сладостей Назароглу:
- Помешались на идеях. Болтуны, идиоты. Я не то что идею - родную маму
продам за туфли "джимми" или пальто реглан.
Странным местом был этот магазин восточных сладостей. Публика,
заходившая сюда выпить стакан сельтерской с шербетом, не подозревала, какие
темные дела творились в задних комнатах, где хорошенькие девушки варили
халву и рахат-лукум. Говорили, впрочем, что они составляют гарем хозяина,
горбуна Назароглу, не то турка, не то грека неопределенного возраста. Во
всяком случае, две из них как-то из-за него подрались - их визг и площадная
брань перешли из задних комнат в магазин. Назароглу (его у нас называли
Назаркой, и он к этому привык) спокойно смотрел на драку, здоровался чуть
заметным, но учтивым движением густоволосой головы с входившими покупателями
и равнодушно бормотал:
- Тише, Надицка, не надо, Маницка.
А когда Надичка и Маничка, одержав друг над другом пиррову победу,
удалялись, он так же равнодушно бормотал: "Скандаль баба любит", как будто
это его не касалось. И, впервые увидев его большие выпукло-матовые глаза,
безвольные руки, всегда опущенные ниже колен, вялую, но отнюдь не медленную
походку, вы бы подумали: его в этом мире ничего не касается. А между тем его
день был наполнен делами и делишками, таинственными, стремительными, этот
вялый уродец с длинными руками поспевал повсюду, и ничего нельзя было
прочесть в его недвижных матовых глазах.
Молодые бездельники, спекулянты, скупщики и поставщики краденого,
налетчики и кокаинисты очень любили задние комнаты магазина восточных
сладостей. Ходили слухи, что туда частенько заглядывают и более серьезные
люди. Об этом вспоминали потом, после нэпа, когда Назароглу в течение
нескольких лет оставался единственным в городе владельцем частного
предприятия.
Теодора однажды там избили, и его румяное, свежее лицо было на две
недели изуродовано сине-красными отеками. После этого маловеселого события
он исчез и появился в городе вместе с добровольцами. На нем была папаха,
черкеска и золотые погоны. Он всем, даже нам, мальчишкам, смотревшим на него
с восторгом и завистью, показывал визитную карточку: "Барон Теодор
Рафаэлевич Кемпфер". Над надписью, в углу - изображение кольчуги с крестами,
видимо, герб. Теодор сорил колокольчиками*. Иногда, как почтительный и
удачный сын, он прогуливался с матерью, полуглухой и страдающей тиком, по
приморскому бульвару и представлял ее новым знакомым-офицерам:

* Колокольчиками назывались денежные купюры, выпушенные Добровольческой
армией.

- До сих пор не может прийти в себя: большевики сожгли наше родовое
поместье в Лифляндии.