"Виль Липатов. Житие Ванюшки Мурзина или любовь в Старо-Короткине" - читать интересную книгу автора

ласкал, прижимал Любку, делал что-то с ней, выскользнувшей из своего
плащишка и в одной тоненькой рубашке оказавшейся как-то у него под одеялом,
а что делал, не понимал.
Потом Любка легла на бок, лицом к стенке и сказала тихо:
- Ну вот, теперь и замуж можно. Иван подумал и сказал:
- Выходи за меня...
Любка повернулась к нему, приподнялась, вытаращилась, открыла рот, как
молодой скворец:
- За тебя? Ну, Ванюшка, ты чокнулся! Какой из тебя муж, если мы вместе
в детсад ходили и огурцы с чужих огородов воровали? Муж - это совсем
другое... Ну какой же ты муж, если ты просто Ванюшка Мурзин? Сильно смешно
получается!
- В шестом классе еще обещала, - глупо сказал Ванюшка. Она всплеснула
руками.
- Да я же понарошке, Иван, по-кукольному, вроде игры в жениха и
невесту... Ты чего, будто в воду опущенный? Ты для меня всегда Ванюшка
Мурзин - вот как мы с тобой сегодня-то... Ну, засмеись, добром прошу! Кому
говорят, а то мне муторно, Что ты невеселый... Никуда я не денусь, если буду
жить с Маратом Ганиевичем! Давай, давай хорошую улыбку!
Потом оба понемножку успокоились, Любка закуталась в свой плащишко,
сели рядом на лавку, чтобы смирно глядеть из окна, слушать, как на морозной
еще Оби трещит лед да большим комаром зудит деревенская электростанция.
Досиделись, досмотрелись и дослушались до того, что Любка вдруг начала
беззвучно плакать и глотать слезы, а Иван решил, что школу тоже бросит,
перейдет в вечернюю: муторно сидеть и слушать Марата Ганиевича, если он
будет в класс приходить из Любкиной кровати. Вдруг найдет затмение на Ивана,
была нужда таскаться тогда по судам, тюрьмам и колониям. "Конечно, какой я
жених! - медленно рассуждал Иван. - Нижняя губа такая, что английские слова
не получаются. И нос кривой... Права мамка, куда мне в калашный ряд. Какой я
муж? Смех один!"
А на самом деле ничего такого нежениховского не было в Ванюшке Мурзине,
а, может быть, наоборот, Марат Ганиевич на жениха и мужа для Любки рылом не
вышел. Рост у Ванюшки без трех сантиметров два метра, плечищи - шире
тракторного передка, голова - пивной котел, волосы русые и прямые, глаза
голубые. Учительница английского языка Элла Николаевна, что похожа на
американскую артистку, с Ванюшки Мурзина целыми уроками глаз не спускала, а
когда встречала на улице, краснела и запиналась даже на русских словах. Она
была такая старательная, что и в деревне со своими учениками говорила на
английском...
- Иван, а Иван! - сквозь слезы позвала Любка. - А ведь трудно мне будет
с Маратом Ганиевичем. Шибко он культурный. И говорит, что любит на обед
люля-кебаб. А я его и в глаза не видела...
Иван вздохнул.
- Книжку купишь. "О здоровой и вкусной пище"... Я за другое опасаюсь.
- За что, Ванюшк?
- Жизнь посвятил поэзии. А я читал, что если человек жизнь посвятил
поэзии, то не ест, не пьет, с утра до вечера при свечах сидит. Напишет -
порвет, напишет - порвет... Чтобы одну страницу написать, надо сто или
двести порвать...
Любка наморщила лоб, посоображала и всплеснула руками.