"Виль Липатов. Житие Ванюшки Мурзина или любовь в Старо-Короткине" - читать интересную книгу автора

красиво, интересно рассказывал Марат Ганиевич. Встанет, встряхнет черными
волосами, легко проведет пальцами по сияющему лбу и бархатно так, с
переливами, словно оркестр, начинает: "Представьте одутловатую ногу гения,
когда она становится на первую ступеньку кареты, готовой двинуться навстречу
химерической мечте, именуемой Эвелиной Ганской! Россия, о загадочная страна!
Даже польки, живущие на твоих просторах, Россия, иные, чем их подруги на
звонкой мостовой Кракова..." И пошло и поехало - хорошо и здорово!
Марат Ганиевич расхаживал по классу, говорил, встряхивал головой.
Ванюшка, прищурившись, глядел на учителя, слушал дождичек за окнами, видел,
как гнутся под ветром сырые тополя с голыми ветками, и ему секундами
казалось, что он тоже голый - облетело все, пожелтело, уплыло. Пока учитель
о чем-нибудь красиво рассказывал, Ванюшка вспоминал разговор о нем с Любкой,
когда Марат Ганиевич в большой секретности ухаживал за "обещанной" невестой
Ивана.
- Ой, Вань, что я тебе расскажу! - прижимая руки к груди и делая
большие глаза, полушептала Любка. - Марат Ганиевич как начнут говорить, так
я млею. Млею, млею, млею! Я, Ванюшк, конечно, ничего не понимаю, но все
помню. Это ведь чудо, Вань, какая у меня память хорошая! Вот что услышу, то
и повторю... Я, Ванюшка, наверное, сильно бы хорошо училась, если бы мне это
дело интересно было.
Она не врала. Лентяйка была несусветная, в пятом классе сидела два
года, но если во время урока каким-нибудь чудом не думала о пустяках, а
слушала, то и через неделю могла повторить услышанное слово в слово.
- Ой, как он говорит, Ванюшенька! Посадит меня, сам начнет ходить и
говорит: "Мне, дорогая, на первых этапах творчества было свойственно
естественное стремление к ур-ба-нис-ти-ке. Тянулся ваш покорный слуга к
божеству урбанистов, Вер-хар-ну, гению тихому и буйному... Городское дите,
естественно!"
- Врет он! - перебивал Иван. - Какое он городское дите, если родился и
учился до восьмого класса в Суготе?
- А институт, Ванюшк! Он говорит: "Каменные оковы, школа банального
мыш-ле-ния - вот что такое для меня, Люба, были стены педагогического
института! Нет, нет и нет, прав Алексей Максимович: университеты надо
проходить среди Чел-кашей и Мальв!" - Любка делалась совсем круглоглазой и
важной. - Сильно я удивляюсь на свою память, Вань! Мне, может, надо в эти
идти... Ну которые записывают прямо с голоса и слово в слово...
- В стенографистки?
- Во! Только, Вань, я этому не научусь.
- Почему же?
- А я, Вань, одним делом больше пятнадцати минут интересоваться не
могу. Вот и Марат Ганиевич говорят: "У вас, обожаемая, отсутствует, боюсь, в
крупномасштабных размерах способность фик-си-ро-ваться на предмете
мышления..." - Она всплеснула руками. - Скажи, Вань, он, может, вот этим
самым меня дурой назвал?
- Не знаю! И знать не хочу! Чего ты привязалась ко мне со своим Маратом
Ганиевичем?
- Он, Ванюшк, говорит, что ему без меня нет жизни, как муза...
- Что муза?
Любка важно отвечала:
- Муза от него улетает, когда меня нет... Знаешь, что он еще придумал?