"Виль Липатов. Житие Ванюшки Мурзина или любовь в Старо-Короткине" - читать интересную книгу автора

забывших, что начинался день, но, напротив, набирающих силу: растопыривали
коротенькие усики, увеличиваясь, походили на невредных и ленивых черемуховых
пауков; глядеть на них было грустно, зная, что жить паучкам-звездам недолго:
опомнятся и убегут, перебирая лучиками-лапами...
- Что же дальше-то будет, Любка! - сказал Иван, чувствуя, как от ее
тихих слез мокнет и пухнет майка на груди. - Ведь застанет нас Марат
Ганиевич, вся деревня про наш позор узнает - куда бежать? Может, пацаненка
родишь, Любка? Вот и не будешь по комнатам маяться... А, Любка? Может,
ребенка родишь от Марата Ганиевича?
Она совсем голая лежала, все беззвучно вздрагивала, все плакала, и
Ванюшка осторожно поднял Любкину голову, заглянул в лицо и обомлел - слезы
водопадом катились, мокрота сплошная, но глаза у Любки были такие
счастливые, словно счастливее ее на земле человека не было, нет и не будет.
- Ой, Вань, не тронь ты меня! - сквозь слезы просила Любка. - Ой, дай
ты мне поплакать!
Он дал ей поплакать, а потом Любка проговорила ему в грудь:
- Ребеночек-то опять от тебя будет. Он так и привскочил, словно
ошпарили.
- Это почему же "опять", Любка? Ты чего прешь? "Опять"!
- Ничего я не пру, Вань. Через неделю после свадьбы я от тебя аборт
делала. Марат Ганиевич сильно переживал, но потом простил, и мы аборт в
тайности сделали...
- Замолчи! - задрожав, крикнул Ванюшка.
- А чего мне молчать, если Марат Ганиевич, как в постелю ложится, он
так смотрит, будто боится, и руки, Вань, сильно потные... От страху! - И
Любка опять в три ручья заревела.
Ванюшка помолчал, подумал. Как рукам у Марата Ганиевича не быть
потными, как ему от страха не млеть, если сам Ванюшка после всего этого с
Любкой папиросу из пачки не мог вытащить: пальцы не гнулись.
- Так что же делать, Вань? - стараясь заглянуть ему в глаза, спросила
Любка. - Рожать будем пацаненка?
- Я такого, Любка, дозволить не могу! - быстро и сурово сказал Иван. -
Если ребеночек мой, то и проживать он должен при мне - поняла?
- Значит, опять мне, Вань, придется от тебя аборт делать?... После этих
слов Ванюшка Мурзин чуть не пробил головой потолок сеновала. А вскочив на
ноги, показал Любке Ненашевой здоровенный - кувалда! - кулак.
- Я тебя изведу! - заорал он, забыв обо всем. - Я тебя, знаешь... Сама
прилезла. Я не хотел, не хотел. Я тебя...
Ну чего она бегает в пять часов на чужие сеновалы, чего перед свадьбой
валится на Иванову кровать! Есть такой закон - мужей обманывать? Есть такой
закон - человеку, который не муж, жизнь портить? Есть такой закон, что
трактор стоит, горючка не завезена, человек еще не умылся, не поел, а тебе в
майку так ревут, что вся мокрая?
- Ванюшенька, а, Ванюшенька!... Молчишь? А мне страшно, Ванюшёнька, как
ты молчишь и как на меня смотришь... Ой, ты уж не бить ли меня собрался? Так
бей! Я кругом виноватая... - говорила и говорила Любка счастливым голосом. -
И ты не сомневайся, Вань, что Марат Ганиевич меня сейчас найти могут! Они
всегда спят, если в школу не идти, до одиннадцати. До трех утра Марат
Ганиевич стихи пишут, потом еще целый час "Вокруг света" читают. А спят
Марат Ганиевич сильно крепко, Вань! Я днями руку булавкой уколола и нарочно