"Виль Владимирович Липатов. Сказание о директоре Прончатове " - читать интересную книгу автора

порядок на судне!
После этого Олег Олегович выпучил глаза, набрав в легкие побольше
воздуху, по-базарному пронзительно закричал:
- Старшина Падеревский!
Прончатов закричал так громко, что отчасти заглушил пристанские звуки;
горло у Олега Олеговича было такое луженое, что на соседней брандвахте
всполошились белые курицы, но на собственном катере директорский вопль
отклика не получил: старшина Падеревский как сидел на кнехте, так и остался
на нем сидеть. Правда, через полминуты он поднял глаза и проговорил:
- Ну, чего старшина Падеревский! Может быть, я уже тридцать пять лет
Падеревский...
- Ох, товарищ Падеревский, товарищ Падеревский, - печально ответил
Прончатов, - что с вами происходит? Разве вы так отвечали мне, когда были
старшиной злополучной "Единички"? Ох, ох, ох!
Сказав это, Олег Олегович опустил взгляд, понурился, как уставшая
лошадь, и начал тяжело, но редко вздыхать. Он был такой жалкий, этот
директор Прончатов, что Ян Падеревский поднялся с кнехта, сделай два шага к
нему, но остановился, так как под ногами зашуршала рыбья чешуя.
- Авторитет, он и есть авторитет, - туманно пояснил Ян Падеревский. -
Сегодня он есть, авторитет, а завтра его нету, авторитета... Вот и плащишко
на вас дырявый!
Затем Падеревский отступил на два шага назад, поморщился брезгливо и
махнул рукой с таким видом, точно ставил точку на прончатовской жизни.
- Заводиться, что ли, будем? - презрительно спросил он. - Может,
заведется мотор-то...
Шаркая подошвами, вялый Падеревский сошел с палубы, двинулся
потихонечку к машинному отделению, ворча себе под нос: "Катер называется...
Переговорной трубы нет!" Когда старшина скрылся в машинном отделении, на
палубе сделалось тихо-тихо, словно кто-то специально для этого момента
выключил все пристанские звуки, и в этой гнетущей тишине услышалось, как
вздохнул в очередной раз директор Прончатов, а в машинном отделении хриплый
голос сказал: "Пусть сам заводится! У меня заводилка кончилась!"
- Пала дисциплина! - разведя руками, сказал Прончатов. - Придется
провести собрание на тему "Дисциплина и выполнение пятилетки".
Евг. Кетской, фельетонист районной газеты, был строг, очень строг. Он
то и дело нахмуривал несуществующие брови, пытался время от времени
подобрать детские губы, руки он держал сложенными на груди. У него был такой
вид, словно он запоминал каждое словечко, ухватывал на лету каждое движение,
впитывал в себя картины быстротекущей жизни. Ив молчании Евг. Кетского
чувствовалось напряжение мысли человека, собирающего факты для заметки "По
следам наших выступлений".
- Гроза собирается, - мрачно сказал Прончатов. - А тут мотор не
заводится...
Действительно, над белой тагарской церковью висели черные облака,
внутри них клубилось ядро со зловещим малиновым оттенком, и вся эта кутерьма
медленно приближалась к реке. На южной стороне Тагара уже шел дождь,
издалека похожий на промозглый осенний туман.
- Придется спуститься в каюту, - сказал Олег Олегович. - Может быть,
там отдохнем душой.
Но Прончатов жестоко ошибся: в каюте было невозможно отдохнуть душой.