"Марио Варгас Льоса. Письма молодому романисту" - читать интересную книгу автора

в немалой степени за счет него история обретает особое изящество,
преподносит читателю изощренные сюрпризы.
Но, кажется, я слишком спешу. Лучше начать с самого начала и более
обстоятельно описать эту технику - или повествовательный прием, - чтобы
затем рассмотреть разные ее варианты, способы применения, возможности и
опасности.
Думаю, лучшим примером здесь будет только что упомянутая книга -
классика повествовательного жанра, которую испанцы смогли прочесть в
переводе известнейшего писателя Бласко Ибаньеса, который в свою очередь
перевел книгу с французского перевода доктора Ж. Ш. Мардрюса. Я имею в виду
"Тысячу и одну ночь". Позвольте напомнить Вам, каким образом разные истории
соединяются там между собой. Шехерезада, дабы избежать казни, которой
подверглись все предыдущие жены жестокосердного султана, рассказывает ему
сказки и устраивает так, что в конце каждой ночи история прерывается на
самом интересном месте и любопытство заставляет султана продлить рассказчице
жизнь еще на одни сутки. Продолжается все это тысячу и одну ночь, после чего
султан милует замечательную сказительницу (проникшись великой любовью к
сказкам). Как удается хитроумной Шехерезаде рассказывать бесконечную
историю, составленную из множества историй, и без зазоров соединять сказки
меж собой? С помощью приема китайской шкатулки: она вставляет одну историю в
другую, меняя рассказчиков (временные, пространственные перемещения и смена
уровней реальности). Так, внутри сказки о слепом дервише, которую Шехерезада
рассказывает султану, появляются четыре купца - один из них рассказывает
трем остальным историю прокаженного из Багдада, а внутри этой истории
появляется рыбак-путешественник, который, не теряя времени даром, забавляет
народ на рынке в Александрии описанием своих морских подвигов. На манер
китайской шкатулки или русской матрешки каждая история таит в себе другую,
подчиненную ей, если можно так выразиться, в первой, второй или третьей
степени. Именно таким образом - то есть благодаря "китайским шкатулкам" -
истории образуют внутреннюю систему, где целое обогащается за счет суммы
частей и где каждая часть - каждая отдельная история - в свою очередь
обогащается (по крайней мере испытывает воздействие) за счет своего
зависимого - либо структурообразующего - положения по отношению к прочим
историям.
Вы наверняка уже вспомнили и перебрали в уме немало любимых книг,
классических или современных, где имеется рассказ в рассказе, ведь это
древнейший и очень распространенный прием; тем не менее он не затерся от
долгого употребления и в руках хорошего повествователя всегда будет
выглядеть оригинальным. Иногда - с чем мы сталкиваемся в "Тысяче и одной
ночи" - "китайская шкатулка" выполняет отчасти и механическую функцию, когда
рождение одной истории за счет других, по сути, не несет смысловой нагрузки
для истории-матери (назовем ее так). Но подобная нагрузка появляется,
например, в "Дон Кихоте", когда Санчо рассказывает - а Дон Кихот, прерывая
Санчо, комментирует манеру его повествования - историю про пастушку
Торральбу (это "китайская шкатулка", где налажено взаимодействие между
историей-матерью и историей-дочкой). Однако в книге есть и другие "китайские
шкатулки", смысловой нагрузки лишенные: например, когда священник читает на
постоялом дворе "Повесть о Безрассудно-любопытном", а Дон Кихот преспокойно
отдыхает в своем чулане. И здесь правильнее было бы говорить не о "китайской
шкатулке", а о коллаже (то же самое происходит со многими историями-дочками