"Марио Варгас Льоса. Письма молодому романисту" - читать интересную книгу автора

литературой забытые, невостребованные или сознательно исключенные, - и
такого рода доминирующая перспектива дала необычный, новаторский, доселе
неведомый взгляд на жизнь. Не это ли совершили Пруст или Джойс? Для первого
важно не то, что происходит в реальной жизни, для него важно, как именно
память запечатлевает и воспроизводит пережитое, важен сам процесс -
избирательность по отношению к прошлому, процесс, происходящий в
человеческой голове. Трудно найти более субъективную реальность, чем та, где
разворачиваются события и проживают свои жизни герои "В поисках утраченного
времени". А что касается Джойса, то разве "Улисс" не оказался сокрушительным
новаторством? Там реальность явилась нам "воспроизведенной" в самом движении
человеческого сознания, которое фиксирует, сортирует, эмоционально или
рационально оценивает, накапливает или вычеркивает то, с чем сталкивается.
Такие писатели, отдавая предпочтение уровням, или планам реальности, которых
до них не знали или которые едва учитывались, расширяют наш взгляд на
человека и все с ним связанное. И не только в количественном смысле, но и в
качественном. Благодаря таким авторам, как Вирджиния Вулф, или Джойс, или
Кафка, или Пруст, безусловно обогатились и наш интеллект, и наша
восприимчивость - теперь мы способны улавливать в бесконечной круговерти
реальности те планы, или уровни - механизмы памяти, логику абсурда, поток
сознания, тонкие нити чувств и ощущений, каких прежде не ведали либо имели о
них поверхностное и стереотипное представление.
Все приведенные выше примеры показывают широчайший набор оттенков,
которыми различаются между собой писатели-реалисты. Но надо ли говорить, что
то же самое справедливо и по отношению к писателям фантастического
направления? И тут мне хотелось бы упомянуть - хотя мое нынешнее письмо
грозит чрезмерно растянуться - уровень реальности, господствующий в "Царстве
земном" Алехо Карпентьера.
Если попытаться отнести роман к одному из двух литературных лагерей, на
которые мы разделили литературу, - реалистическому или фантастическому, - то
он, несомненно, попадет в последний, ведь в рассказанной там истории,
переплетенной с историей гаитянина Анри Кристофа, строителя знаменитой
Цитадели, происходят события невероятные, совершенно немыслимые в мире,
который мы знаем по собственному жизненному опыту. Однако никто из
прочитавших эту прекрасную книгу не стал бы безоговорочно присоединять ее к
фантастическому направлению. Прежде всего потому, что фантастическое в
романе не столь явно вынесено на первый план по сравнению с произведениями
таких "фантастических" писателей, как Эдгар Аллан По, Роберт Луис Стивенсон
("Странная история д-ра Джекиля и м-ра Хайда") или Хорхе Луис Борхес, где
разрыв с реальностью обозначен со всей очевидностью. В "Царстве земном"
необычные события не кажутся такими уж необычными, потому что сближены с
общеизвестной исторической правдой, - книга на самом деле весьма точно
воссоздает историю Гаити наряду с историями героев романа - а это окрашивает
невероятные события в реалистические тона. За счет чего достигается подобный
эффект? За счет того, что план фантастического, в который часто перемещается
рассказанная в романе история, - это план мифа или легенды, а там
преображение в "ирреальное" "реальных" исторических событий или персонажей
происходит по логике веры или мифа, что в определенной степени объективно их
узаконивает. Миф - это толкование конкретной реальности посредством
определенных религиозных или философских установлений, поэтому в каждом мифе
есть - всегда - наряду с сочиненными или фантастическими элементами некий