"Марио Варгас Льоса. Письма молодому романисту" - читать интересную книгу автора

(или временных систем). Например, в самом знаменитом романе Гюнтера Грасса
"Жестяной барабан" время течет нормально для всех, кроме главного героя,
знаменитого Оскара Мацерата (чей голос способен разбивать стекла), - он
решил перестать расти, прервать хронологический порядок, покончить со
временем. И ему это удается, он не растет и живет в некоем подобии вечности,
а вокруг простирается мир, послушный роковому закону старения, слепо
подчиненный богу Хроносу. Этот мир стареет, гибнет и обновляется. Все и вся,
кроме главного героя.
Тема избавления от времени и его пагубного воздействия (ужасного, как
свидетельствует литература) весьма часто привлекает романистов. Она,
например, присутствует в не слишком удачной книге Симоны де Бовуар "Все люди
смертны". А Хулио Кортасар проделал технический фокус - и в самом известном
своем романе взорвал ко всем чертям неумолимый закон - закон смертности
всего сущего. Читатель "Игры в классики", следуя инструкциям, данным
повествователем в "Таблице для руководства", никогда не закончит читать
роман, потому что в финале две последние главы смешиваются - и получается
какофония, так что теоретически (но не практически, само собой разумеется)
послушный и дисциплинированный читатель должен провести остаток дней своих,
читая и перечитывая эти главы, блуждая по лабиринту времени без всякой
надежды из него выбраться.
Борхес любил цитировать роман Герберта Уэллса (автора, как и он сам,
зачарованного этой темой) "Машина времени", где некий человек совершает
путешествие в будущее и возвращается оттуда с розой в руке, словно это
трофей, добытый в опасной экспедиции. И эта неправильная, еще не рожденная
роза завладела воображением Борхеса, став своего рода парадигмой
фантастического предмета.
Еще один случай параллельных времен - рассказ Адольфо Бьой Касареса
"Небесная ловушка". Там авиатор пропадает вместе со своим самолетом, а потом
вдруг возвращается и рассказывает невероятную историю, которой никто не
верит: якобы он приземлился в другом времени, потому что в фантастическом
мире, где все они обитают, есть не одно время, а несколько разных
параллельных времен, таинственным образом сосуществующих, - в каждом свои
вещи и люди, свои ритмы, - и все эти времена жестко разделены, за
исключением невероятных случаев - вроде аварии, которую потерпел пилот и
которая позволила нам узнать, что мир по структуре своей напоминает пирамиду
со сменяющими друг друга этажами, никак между собой не соединенными.
Противоположность подобным временным мирам - повествование, где время
уплотнено до такой степени, что само его течение практически замирает,
останавливается: ведь как мы помним, бесконечный роман Джойса "Улисс"
описывает всего лишь двадцать четыре часа из жизни Леопольда Блума.
Но письмо мое слишком затянулось, и, дойдя до этого места, я почти
физически чувствую Ваше нетерпение: Вам хочется прервать меня, задав вопрос,
который буквально рвется у Вас с уст: "Но ведь во всем, что вы уже успели
сказать о временной точке зрения, отчетливо просматривается смешение разных
понятий: время как тема или сюжетный элемент (таковы примеры из Алехо
Карпентьера и Бьой Касареса) и время как форма, как повествовательная
конструкция, внутри которой раскручивается история (вечное время "Игры в
классики"). Вы совершенно правы! Извинить меня (разумеется, условно) может
только одно: такое смешение я допустил нарочно. Зачем? Дело в том, что, на
мой взгляд, именно этот элемент художественного произведения - временная