"Марио Варгас Льоса. Письма молодому романисту" - читать интересную книгу автора

о котором трудно сказать, ведет он рассказ изнутри романного мира или извне.
Два первых типа принадлежат к более древней традиции; последний же появился
сравнительно недавно - это изобретение современного романа.
Чтобы понять, какой тип рассказчика выбрал автор, достаточно
определить, от какого грамматического лица ведется повествование: от
третьего (он), первого (я) или второго (ты). Грамматическое лицо, от
которого ведется рассказ, указывает, какую позицию занимает повествователь
по отношению к пространству романного события. Если от первого (от я - или
от мы, что бывает реже, но бывает - достаточно вспомнить "Цитадель" Антуана
де Сент-Экзюпери или ряд эпизодов "Гроздьев гнева" Джона Стейнбека), то,
значит, повествователь находится внутри романного пространства и смешивается
с другими героями. Если он говорит от третьего лица, то находится вне
пространства истории, и тогда это, как случается во многих классических
романах, всезнающий повествователь, своего рода всемогущий Бог-отец, ибо от
его взора не скрыто ничто - ни великое, ни бесконечно малое - в том мире, о
котором он рассказывает; он знает все, но сам к этому миру не принадлежит,
он нам его показывает, держась в стороне или словно бы глядя на землю с
высоты птичьего полета.
А в какую часть пространства помещен рассказчик, повествующий от
второго лица (ты), как происходит, скажем, во "Времяпрепровождении" Мишеля
Бютора, "Ауре" Карлоса Фуэнтеса, "Хуане Безземельном" Хуана Гойтисоло, "Пяти
часах с Марио" Мигеля Делибеса или во многих главах "Галиндеса" Мануэля
Васкеса Монтальбана? Заранее определить его позицию трудно, да и вообще, с
этим самым вторым лицом проблем бывает побольше. Ведь за "ты" может
скрываться и "он" - всезнающий рассказчик, не принадлежащий к описываемому
миру; тогда "ты" отдает приказы, повелевает, его абсолютной воле подчинены
описанные события, и возможности этого псевдобога безграничны. Но не
исключен и другой вариант, когда такой повествователь - это сознание,
которое раздваивается и обращается к себе самому, используя "ты" как хитрую
уловку, и тогда возникает слегка шизофренический рассказчик-персонаж,
втянутый в действие, но скрывающий от читателя (а порой и от себя самого)
свое истинное лицо, для чего он и прибегает к приему раздвоения. В романах,
рассказанных повествователем, который говорит от второго лица, нельзя
наверняка определить его позицию, остается только догадываться о ней по
каким-то неявным признакам - и в каждом случае они будут разными.
Назовем пространственной точкой зрения те взаимоотношения, которые в
любом романе связывают место в пространстве, закрепленное за рассказчиком, и
пространство романных событий, и будем считать, что она определяется по
грамматическому лицу, от которого ведется повествование. Вариантов здесь
три:
а) рассказчик-персонаж ведет речь от первого лица; при такой точке
зрения пространство рассказчика и описываемое пространство едины;
б) всезнающий рассказчик говорит от третьего лица и занимает особое
место, вне пространства, где развиваются романные события;
в) двуликий рассказчик: он скрывается за личным местоимением второго
лица (ты), и это может быть голос всезнающего и всемогущего рассказчика,
находящегося за пределами описываемого пространства, когда по его воле и
прихоти происходят все романные события; или голос рассказчика-персонажа,
участника действия, если робость, хитрость, шизофрения или просто каприз
приводят его к раздвоенности: он говорит, обращаясь к самому себе, но