"Марио Варгас Льоса. Письма молодому романисту" - читать интересную книгу автора

правдиво представлял персонажей и события, которые автор выдумывал. На самом
деле, стараясь писать плохо, Кортасар писал очень хорошо. Из-под его пера
выходила ясная и текучая проза, которой удавалось чудесно притворяться
разговорной речью, - она с изумительной раскованностью заимствовала и
использовала разговорные выражения, необычные словечки, обороты и,
разумеется, аргентинизмы - но также галлицизмы, а еще Кортасар сам изобретал
слова и выражения, и делал это так талантливо, демонстрируя столь тонкий
слух, что они не только не выпадали из контекста, а, наоборот, обогащали его
и выполняли роль тех самых пряностей, которых требовал от хорошего романиста
Асорин.
Но правдоподобие истории (ее убедительность) зависит не только от
целостности стиля. Не менее важную роль играет повествовательная техника - и
без внутренней согласованности всех частей роман либо вообще не может
называться романом, либо являет собой вещь ничтожную.
Стиль может быть неприятным, но тем не менее - благодаря целостности -
действенным. Отличный тому пример - Луи Фердинанд Селин. Не знаю, как вам, а
мне его рубленые и заикающиеся фразы, пересыпанные многоточиями,
завихряющиеся дикими воплями и жаргонными словечками, - мне они действуют на
нервы. И тем не менее у меня нет ни малейших сомнений в том, что
"Путешествие на край ночи", а также "Смерть в кредит" (хотя и с некоторыми
оговорками) - романы потрясающе убедительные, их тошнотворная мерзость и
экстравагантность нас гипнотизируют, сметая все эстетические или этические
возражения, которые мы могли бы по здравом размышлении против них выдвинуть.
Нечто похожее я испытываю, читая Алехо Карпентьера - безусловно, одного
из величайших испаноязычных романистов, чья проза - за исключением романов
(знаю, что такое разделение незаконно, но я иду на это, желая яснее донести
до Вас свою мысль), так вот, его проза, за исключением романов, - образец
того стиля, который я решительно не приемлю. Мне совершенно не нравятся его
строгая приверженность определенным нормам, академичность и книжная
высокопарность - я невольно представляю себе, как автор выстраивает текст,
то и дело придирчиво роясь в словарях, - не нравятся пыльная страсть к
архаизмам и приемы, вдохновлявшие еще барочных писателей XVII века. И тем не
менее проза Карпентьера - когда он рассказывает историю Ти Ноэля и Анри
Кристофа в "Царстве земном" - это безусловный шедевр. Я читал, а потом
трижды перечитывал роман, он затягивает и не отпускает, поэтому все мои
претензии и возражения сами собой отпадают, роман побеждает меня, заставляя
слепо поверить во все, что там рассказывается. Как удается добиться
подобного результата писателю, чей стиль отличается чопорностью и
выспренностью? Благодаря строгой и нерушимой цельности и чувству меры, под
влияние которых мы невольно подпадаем, а также благодаря тому, что автор
умеет заставить читателей поверить: только так, только с помощью таких слов,
фраз, в таком ритме можно рассказать эту историю.
Добавим, что если объяснить понятие "цельность стиля" не так уж и
трудно, то гораздо сложнее растолковать, что такое обязательность - или
неизбежность, - без которой романному языку не достичь убедительности.
Пожалуй, ради доходчивости мне придется пойти в своих рассуждениях от
противного - начать со стиля, который заведомо обрекает писателя, желающего
рассказать историю, на неудачу, потому что держит читателя на расстоянии от
этой самой истории, то есть не дает ему избавиться от сознания, будто он
читает нечто, ему постороннее, не проживает событий, не участвует в них