"Марио Варгас Льоса. Похвальное слово мачехе " - читать интересную книгу автора

объятия, я провел Гигеса через сад в спальню и спрятал за занавесью,
приказав не шевелиться и безмолвствовать. Из своего укрытия он мог видеть
устланное шелковыми простынями, заваленное множеством подушек и подушечек
великолепное ложе под балдахином алого бархата - наше брачное ложе, на
котором еженощно происходили наши с Лукрецией любовные встречи. Я погасил
все светильники, и опочивальня озарялась лишь пламенем потрескивавшей
жаровни.
Вскоре вошла Лукреция, окутанная, словно дымкой, полупрозрачной
рубашкой белого шелка, отделанной у запястий, по вороту и у подола
драгоценными кружевами. Волосы ее были убраны под сетку, на шее сверкало
жемчужное ожерелье. Ноги ее в туфлях из войлока и дерева на высоком каблуке
легко ступали по ковру.
Довольно долго я тешил свой взор этим зрелищем, достойным богов, деля
его с моим министром. Разглядывая Лукрецию и сознавая, что тем же занят
Гигес, я испытал сильнейшее вожделение, подстегивавшееся нашим
малопристойным заговором. Наконец, оторвавшись от созерцания, я приблизился
к ней, возвел ее на ложе и приступил. Все то время, что я ласкал царицу,
чудилось мне то здесь, то там бородатое лицо соглядатая, и мысль о том, что
он следит за нашими играми, придавала моему наслаждению особый, доселе не
изведанный мною пряный и терпкий вкус. Догадывалась ли о нашей затее
Лукреция? Подозревала ли неладное? Не знаю. Но никогда еще не была она так
страстна, так отважна в натиске и отпоре, так изобретательна и щедра в
расточаемых мне ласках, никогда еще не обнимала она меня так пылко, не
отдавалась мне так полно. Быть может, что-то шептало ей, что в спальне,
согретой пламенем жаровни и страсти, наслаждаются не двое, но трое?
Когда же на рассвете она уснула, я, соскользнув с кровати, чтобы
вывести Гигеса в сад, обнаружил, что он дрожит от холода и волнения.
- Ты был прав, о царь, - трепеща, пробормотал он. - Я видел то, о чем
ты говорил мне, и до сих пор не могу поверить, что это было не во сне.
- Так забудь обо всем, что ты видел, Гигес, забудь сейчас же и
навсегда, - приказал я. - В уважение твоих заслуг я позволил тебе увидеть
это, позволил, не рассуждая и не раздумывая. Но берегись злоупотребить моим
доверием. Не проболтайся. Я не хочу, чтобы толки о виденном тобою пошли
гулять по харчевням и рынкам. Не пришлось бы тебе пожалеть о том, что я
привел тебя в спальню.
Он поклялся, что будет нем как могила, но, мне сдается, слова своего не
сдержал. Как иначе могло появиться столько слухов об этой ночи? Множество
легенд, противоречивых и нелепых, бродят по свету. Доходили они и до меня и
сперва сердили, а теперь только забавляют. Они стали неотъемлемой частью
этой маленькой полуденной страны, расположенной в том краю, который столетия
спустя будет зваться Турцией. Такой же частью, как ее выжженные зноем горы,
ее полудикие жители, ее воинственные народы, ее хищные птицы и кости ее
мертвецов. И, в конце концов, я не вижу ничего дурного в том, что из пучины
времен, поглотившей все, что сейчас существует вокруг меня, выплывет и
пребудет живым во веки веков круп жены моей, царицы Лукреции, округлый и
сияющий, щедрый и благодатный, как весна.

3. Ритуал по средам

"Они - как раковины, хранящие в своем перламутровом лабиринте музыку