"Альберт Лиханов. Собрание сочинений в 4-х томах Том 2" - читать интересную книгу автора

ходила днем с работы в город и рассказала Михаське, что возле универмага
полно милиции, но в милицию Михаська не верил, потому что там работали
теперь женщины. Наганы тоже, говорят, все отдали на войну, и у
теток-милиционерш их не было. Михаська сам видел, как у одной из кобуры
торчала какая-то тряпка.
Словом, бандитов не нашли, но тут объявилась Фролова. Каждое утро и
каждый вечер на улице появлялась толстая рябая тетка. В обеих руках она
держала по крепкому кожаному ремню, а на ремнях были две овчарки. Тетка шла,
откинувшись назад, по мостовой, и все, кто шел по дороге, жались к заборам,
потому что овчарки были тощие, злые, тянули тетку в разные стороны и,
казалось, были готовы кинуться на любого и тут же разорвать. Тетка время от
времени кричала псам непонятные слова: "Фу!", "Брэк!" - и псы покорно шли
вперед понурив головы.
Михаська не любил овчарок. Овчарок фашисты напускали на наших раненых
бойцов, когда их пытали. Псы хватали раненых за горло и душили их. Михаська
сам читал об этом в газете, и любая дворняга, самая задрипанная, была в сто
раз милее и лучше этих поджарых псов.
А Фролиха, говорили, жила за счет своих собак. Она приводила их в
универмаг вечером и пускала с поводка. Овчарки свободно разгуливали между
прилавками - караулили универмаг, а Фролиха получала за них два пайка. Псов
она кормила плохо, а все съедала сама, хотя получала еще и рабочую карточку
как проводник сторожевых собак.
Все работали, делали снаряды, дежурили в госпитале или вот, как мать
Свирида, шили кальсоны для бойцов, а Фролиха водила собак.
Потом вернулся с войны ее муж. Один рукав гимнастерки у него был
засунут за толстый офицерский ремень. Но он и одной рукой управлялся с
псами. А Фролиха стала торговать мороженым.
Странное дело, теперь Михаська не испытывал к Фролихе прежней нелюбви.
Может, потому, что она стала честно торговать мороженым? Или потому, что и у
Фролихи, как и у многих, муж вернулся инвалидом?
Михаська даже вздрогнул от собственной мысли: вот было бы здорово,
когда муж Фроловой поведет из магазина собак, пойти овчаркам навстречу и
пройти между ними, не побоявшись! Как партизан или как боец.
Да, это была бы штука! Небось Николай Третий не осмелился бы.
Уже виднелись ворота его дома. Он вздохнул. Нет, все-таки это
невозможно - пройти между двумя овчарками...

5

Потом, уже вечером, Михаська снова перебирал все подробности этого дня.
И как он шел, и как стоял около мороженщицы Фроловой и думал про Савватея, и
про овчарок, и про раненого, который спрашивал: "А где же Рая?" - и про
того, который ел колесико мороженого.
Нет, все это было не зря. Ведь знал Михаська, что в тот день, который
останется на всю жизнь, запомнятся все подробности и все мелочи, как в
только что виденном кино. Зря он думал, что вторым днем будет тот, когда он
рассчитается с Савватеем. Нет, оказалось, этот день ждал Михаську раньше,
ждал, ждал и свалился на голову нежданно-негаданно.
Михаська помнил, как он шаркал по мостовой, потом пылил по тропинке,
как заскрипела калитка и он прыгал на одной ноге со ступеньки на ступеньку