"Альберт Лиханов. Невинные тайны" - читать интересную книгу автора

"выхолощенный" - его же словечко, - с Женей говорил немного, только покорно
и как-то зависимо поглядывая на него, точно ожидая, что сын, как и все
окружавшие его люди, чего-то попросит у него.
Но Женька не просил. Если приспевала какая нужда, он обсуждал это с ма.
Хотя бы просто потому, что ма была еще более всесильной, чем отец. Ма
управляла магазином, самым главным в городе универмагом, и с ней у Жени была
лишь одна проблема: буквально каждый день она что-нибудь предлагала. Жене
жилось очень просто: от него требовалось только выбирать. Хорошо это или
плохо, Женя не понимал просто потому, что никогда не знал ничего другого.
Что было с ним в самом раннем детстве, он припоминал плохо, но вот с тех
пор, как помнит себя, иной жизни у него не было.
Па, ма, он. И бабуленция.
Бабуленция - это другое дело. В их огромной шестикомнатной квартире она
занимала самую маленькую комнату, которую Женя прозвал оазисом. Всюду у них
царил "стиль", который соблюдала ма, - современная мебель, блеск и лоск,
ничего лишнего, чтобы подчеркивалось незримое благородство общей
обстановки - все выражения и формулировки ма, - и только в бабушкином оазисе
домотканый, из разноцветных лоскутков, веселый коврик перед кроватью,
деревянные коробки с нитками и шитьем на подоконнике, фотографии молодой
бабушки с дедом, погибшим на войне, - на гвоздике, в деревянной деревенской
рамочке, где по уголкам розовые цветы. Ма морщила нос, переступая порог
бабушкиного оазиса, она воспитывалась в иных традициях, ее отец был генерал,
правда, однажды па поправил ма, сказав, что отец ее вовсе не генерал, а
полковник. Ма при этом закаменела лицом, промолчала, но позже снова
ссылалась на генеральские эполеты, хотя ее отец и мать давно разошлись, жили
с новыми семьями. Ма сто лет не видела их обоих, словом, ее прошлое окутывал
туман - не столько, впрочем, густой, сколько романтический. И еще он начинал
клубиться, этот туман, когда ма входила в оазис бабуленции, где на столе мог
запросто стоять утюг, нарушая все приличия, или торчать в вазочке восковые,
как на кладбище, цветы. Несмотря на все возмущения и уговоры ма, бабуленция,
Настасья Макаровна, яростно держалась за деревенские порядки, которые
выражались в том, что она никак не хотела расстаться с сундуком, в котором
лежало ее ношеное-переношеное барахлишко, никак не хотела разменять его на
полированный шифоньер, ни за какие коврижки не желала выбрасывать деревянную
этажерку, где держала еще дюжину коробок и коробочек, и несколько книг,
среди которых самая толстая была писателя Шукшина.
Бабуленция читала и перечитывала эту книгу. Жене казалось даже, что она
без конца читает одно и то же, он удивлялся вслух, на что бабуленция
отвечала, смущаясь и как бы винясь:
- Очень совестно пишет. Уважительно. Деревенский, видать. Наш...
В доме ОБЧ был вообще-то еще один оазис - комната самого Жени, с
комбайном "Панасоник", наушниками, полированным шифоньером, набитым
барахлом, небольшим, зато персональным теликом "Юность", роскошной моделью
корвета, которую привез из загранки па, книжными шкафами, соединенными в
стенку, глобусом, еще одним аппаратом - компактный вытянутый "Шарп", просто
слушать радио - проводом комнатной радиоантенны, стопой журналов, сваленных
в угол, мячами, ракеткой и прочей чепухой, которая сопутствует жизни всякого
мальчишки.
Ма, переступая порог Жениной комнаты, тоже морщила нос, как в оазисе
бабуленции, но класс претензии был несколько иной - он не задевал