"Альберт Анатольевич Лиханов. Каждый год, в сентябре... (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Русском музее.
- Но чем хуже Третьяковка? - спросила она, стараясь как бы утешить
его. - И вообще любой музей?
- Не хуже, - ответил ой ровно. - Но прежде всего - Русский музей.
Когда он умер и Анна Павловна осталась одна с десятками полотен,
которые никому не были нужны, она впервые ощутила это странное чувство -
чувство материнства. У нее не было детей ни в первом браке, ни с Костей,
она мучилась от этого, завидуя другим женщинам, которые все подряд
жаловались на своих детей - маленьких и взрослых. Быть совсем одной,
особенно в старости, - это ужасно, тут не нужен никакой опыт, никакие
примеры. Анна Павловна страшилась одиночества, как и всякая женщина, -
одного она никак не могла понять: почему женщины жалуются на детей? Любят,
переживают за них - и все-таки жалуются, словно дети - это тяжесть.
Она поняла эти жалобы, когда осталась одна с Костиными картинами.
Полотна надо было куда-то устроить. Они напоминали детей. Детей нужно
вырастить, выучить, выкормить, вывести в люди, а это тоже устройство. С
той разницей, что дети растут, что они становятся взрослыми, что они живые
люди, а живые люди могут и сами постоять за себя. Полотна же молчали, и
постоять за них могла только она, единственная их мать.
Вначале Анна Павловна жила, наслаждаясь полотнами, испытывая тихое
удовлетворение: картины были на месте, для них были созданы условия, у них
был зритель и хранитель. Полотна делали комнату уютной. Анна Павловна
усаживалась по вечерам в это кресло с чашкой чаю, согревалась его ароматом
и со временем открывала для себя все новые и новые свойства Костиных
картин. Некоторые из них, увиденные ею раз, так и оставались неизменными,
другие же открывались снова и снова. То вдруг она замечала, что какая-то
несущественная на первый взгляд деталь очень существенна на самом деле, то
цвет полотна при определенном свете из окон начинал звучать особенно,
по-новому и придавал картине новое движение и теплоту. Больше всего ее
поражало маленькое полотно - три мальчика с трубами, - Костя писал картину
в Испании. Мальчики были написаны гуашью как-то странно - нечетко,
размыто. Маленькие трубачи то прятались в дымку, то словно выступали из
этой размытости, и тогда глаза их сверкали, и, казалось, была слышна
музыка.
Впрочем, иногда Анне Павловне казалось, что она все это выдумывает,
что у нее какие-то галлюцинации. Однако в Костином архиве хранился каталог
его парижской выставки с предисловием Луначарского, который командировал
его в Париж, Рим, Мадрид. Несколько писем знаменитых художников, которые
выражали восхищение работами Кости. А главное, был еще Сережа, который
часто приходил к Анне Павловне и всегда громогласно, хоть и скороговоркой,
повторял, что Константин Федорович - замечательный художник, заслуживающий
всяческого почета...
Он прискакал, конечно, первым, этот Сережа, с порога начал сыпать
мелкие свои новости, расставил маленькие картоны с пейзажами, написанными
неглубоко, неровно, потом подарил книжечку Тютчева со своими перьевыми
рисунками.
Анна Павловна похвалила рисунки, внимательно разглядела пейзажики и
снова раскрыла Тютчева.
Неожиданно она засмеялась.
- Не думал, - сказал Сережа, - что Тютчев может рассмешить.