"Альберт Анатольевич Лиханов. Высшая мера (Повесть)" - читать интересную книгу автора

обстановки, граничившей с нищетой.
Ирина приехала из районного городка, отец ее попивал, заведуя бытовым
комбинатом, мать когда-то была хорошей портнихой, теперь сидела на пенсии,
так что помогали они дочке скудновато, вот только мать обшивала Ирину с
головы до пят. При ограниченных средствах Ирина владела по меньшей мере
дюжиной платьев, и их число неизменно прибавлялось. Позже я догадалась,
что и это было продуманной подробностью.
Итак, Ирина задумалась - в ту пору она утратила интерес к гардеробу,
была тиха, приветлива, терпима, даже жалела Алечку, и та благодарно мычала
ей в ответ, слюнявя подбородок, - почти ровесница Ирине, ровесница,
лишенная сознания.
Эта ласковость к Але была, пожалуй, единственным искренним чувством
моей невестки. Аля ничего не могла ей дать, она не была выгодной ни с
какой стороны, и все же Ирина дружила с ней, если мимолетные ласки -
касание рукой головы, поцелуй в лоб, помощь, когда та одевается, - можно
назвать дружбой.
Я уж потом, много лет спустя, подумала, что все зависит от окружающих
обстоятельств, и даже самый корыстный и расчетливый человек становится
нормальным - бескорыстным и нерасчетливым, - если он сталкивается с
кем-то, из кого нельзя извлечь выгоду. Вот, например, с больным. Вся
система корыстолюбца отказывает, когда он встретится с неразумным, кого не
надо объезжать по кривой, стараться обхитрить, замаслить - все
бессмысленно, и когда рухнут надстройки, наверное, еще и возведенные-то с
трудом и усилиями, остается просто человек. Его жалость, его сострадание -
чувства, с которыми он рожден на белый свет.
Странная мысль: может, надо лечить этих здоровых хитроумцев обществом
больных, лишенных здравого сознания?
Итак, Ирина притихла. Впрочем, я перебираю, даже наговариваю на нее.
Что я знала о ней тогда? Целуется с мальчишками в аудиториях? Так сделаем
существенную поправку: целовалась. До встречи с Сашей. Победила меня? Да и
пусть, если у них есть чувство.
Если есть. Об эту мысль я всегда больно ударялась. Материнское сердце
уступчиво и может поверить любой подделке, лишь бы ребенку было хорошо, Но
дело в том, что мое сердце было не вполне материнским. Не значит холодней,
нет, просто в нем жила еще и рассудочность.
Неужели она любит его, спрашивала я себя без конца. Дай-то бог,
дай-то.
И все же сомневалась, сомневалась.


Она - куколка, Саша - ниже ее, сухощав, правда, красив, лицо
обманчиво мужественное, внешне есть что-то общее с суперменами из
американских фильмов, только вот в глазах мягкость и отсвет сердечного
тепла. Но это лишь с виду он мужественный и сильный, на самом деле Саша
добрый, бесхарактерный, слишком послушный.
Мне кажется порой, будто он что-то помнит или силится вспомнить, но
если даже и не помнит, то чувствует бывшую, ушедшую в прошлое беду. Саша
часто и глубоко задумывается, может просидеть, глядя в одну точку, час, а
то и больше, и окликнешь его не раз, пока услышит, но, услышав, еще не
сразу приходит в себя: моргает глазами, озирается, словно не понимает, где