"Альберт Анатольевич Лиханов. Голгофа (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Алексей непонимающе разглядывал тряпку, и милиционер спросил, поняв и
только теперь, запоздало, отшатнувшись:
- Чего ты удумал? Чего удумал?..
Мужики-доброхоты перевернули машину, и Сахно кочегарила
газогенераторную установку. Шел дымок, пахло мирной печкой, топленной
березовыми дровами. Машина завелась.
- Поезжайте, поезжайте, свидетели есть, замер проведен, - говорил
Алексею старик милиционер, но до Пряхина его слова не доходили.
- Куда же я? Куда мне? - спросил он бестолково.
- Домой. Вызовут. Ждите.
- Как ждите? Чего ждать? - повторял Алексей.
Сахно с трудом затолкала его в кузов.
Он стоял наверху, оглядывал толпу, всматриваясь в морщинистое лицо
милиционера, и снова, снова смотрел на гору, не понимая, никак не понимая,
откуда и как возникла убитая им женщина.
Милицейский капитан сказал ему только, будто гора, по которой он
ехал, во много раз длиннее хлебозаводской горки и женщина вышла с
хлебозавода, когда Пряхин уже ехал и не мог ничего поделать с машиной, а
она не посмотрела на дорогу. Это многое объясняло, но только не Пряхину.
Его сознание точно остановилось в ту невероятную минуту: как привидение,
возникла из снежной заверти женщина в белом халате и белая ее тележка.
Машина тронулась, Алексей сел на дно кузова. Потом лег.
Сахно вела машину неаккуратно - об аккуратности думать не
приходилось, - Алексея трясло на рытвинах, но он ничего не чувствовал. Вот
теперь он перешел свой предел. В глаза падали снежинки, но он не моргал.
Силы оставили его. Он все видел - зрение фиксировало лица и предметы, - но
ничего не понимал, ни о чем не думал: отрешенность как бы устранила его из
жизни.
Сахно привезла Пряхина домой, он выбрался из кузова и отпрянул
смятенно: на пороге стояла тетя Груня.
Она отдежурила в ночь, а теперь глядела, ни о чем не зная, приветливо
улыбаясь, что-то пришептывала доброе, едва шевеля губами.
Ах, тетя Груня! Не там ты стоишь, не тому говоришь свои золотые
слова! К старухе бы той, к трем девчонкам, тесно прижавшимся друг к дружке
в углу. Там бы тебе быть, утешительнице. А ты словами своими
разбрасываешься. Говоришь их кому? Убийце!
- Беда, тетя Груня, - выдохнул Алексей, упираясь рукой в дверную
притолоку.
Он прошел к кровати, грохнулся на нее лицом вниз. В глазах темнота,
только голос тети Груни слышится. Быстро все от Сахно узнала,
приговаривает словечки, будто мягкие подушки подтыкает под рваную боль
Алексея. Эти слова можно и не слушать, главное, что они есть, -
убаюкивают, успокаивают, сыплются камушками по чистым половицам.
Проваливался Пряхин куда-то, вновь возникал в старой теплой избушке -
ровно был и не был он на этом свете...
Что-то толкнуло Алексея.
В тети Грунином несвязном приговоре возник смысл.
А звали эту гору страдания Голгофой, и взошел он на нее без страха...
Алексей повернулся на спину.
Все та же чистая комнатка с низкими потолками, тетя Груня в позе