"Альберт Анатольевич Лиханов. Голгофа (Повесть) " - читать интересную книгу автора

остановился, осматривая спуск, - это был опасный и скользкий участок. С
правой стороны, тоже на взгорке, дымил хлебозавод, так что внизу как бы
была небольшая котловина, куда сходились две наклонные дороги - крутая
улица, по которой ехал Алексей, и пологий спуск от хлебозавода.
Алексей глянул на заводскую горку - там было пусто. Он осторожно
стронул машину вниз.
На скользком склоне лучше всего было не тормозить: машину могло
развернуть, а того хуже - опрокинуть, и ехать здесь можно только с твердой
уверенностью, что никто не помешает.
Машина катилась, мягко поскрипывая колесами по свежему снежку, и
вдруг справа от Алексея возникла легкая тень.
В первое мгновение он даже не понял, что это такое.
Косые, стремительные стрелы снега растушевывали заводскую горку и
женщину в белом халате и белом платке. Алексей не раз видел хлебовозчиц -
во всем белом, кроме сапог, они таскали по городу белые тележки с хлебом,
упираясь грудью в деревянную перекладину. Теперь, ухватившись за эту
перекладину, женщина тормозила ногами, упиралась сапогами в землю, но
земля покрылась тонкой коркой льда, сапоги скользили, и тяжелая тележка,
груженная хлебом, катилась с горки, давила сзади, приближая женщину к
машине.
Пряхин уже давно до упора выжал тормоз, колеса машины замерли
неподвижно, но газогенераторка скользила по льду навстречу тележке, а
тележку несло навстречу машине.
Самое мудрое, что можно было сделать женщине, - упасть, отпустить
тележку или вывернуть чуть вбок и снова упасть, но она боялась за хлеб, не
хотела оторваться от перекладины, а машина не подчинялась Алексею.
Он увидел ее лицо - раскрытый рот, наехавший на лоб платок. И две
черные подробности в белом месиве: колеса тележки и сапоги.
В тишине хрустнула фанера, на снег брызнули буханки хлеба, машина
проскользила еще десяток метров, накренилась, земля уплыла набок, и,
судорожно сжимая руль, Пряхин понял: все, конец!
Выбираясь из кабины упавшей машины, не замечая хлещущей крови из
рассеченной брови, он еще слышал протяжный и жалобный крик.
Когда он подбежал к тележке, женщина уже молчала.
Алексей повернул ее.
Губы крепко сомкнуты, серые глаза открыты, но бессмысленны. Он провел
рукой по теплым векам, и женщина перестала смотреть в небо.
Снежинки падали на ее лицо и таяли. Потом таять перестали.
Он вглядывался в ее обыкновенное, худое лицо и думал, что убитая им
похожа на возчиц с его завода.
Только теперь, в этот миг, понял он, чем так похожи друг на друга
женщины, которых он видел. Худобой и синей тенью под глазами.
Пряхин поднял к небу лицо, залитое кровью, и глухой, нечеловеческий
вой вырвался из его горла.
Хлестнула тяжкая мысль: "Так зачем я спасся? Чтобы убить?.."
Он был невменяем в эти мгновения, он был лишь обличьем человека.
Сознание работало прерывисто, временами он только видел окружающее,
не понимая его. Он путал явь с видениями.
В какой-то миг Алексею показалось, что он тоже умер, - и белые тени,
много белых теней встали в кружок возле него. Но это были не тени, а